Черная книга красной армии
Новая газета в Петербурге» начинает публикацию избранных мест из «Черной книги» — совместного проекта нашего издания и общественной правозащитной организации «Солдатские матери Петербурга», посвященного анализу ситуации в российской армии. Цель проекта — рассказать российской и зарубежной аудитории о фактах нарушений прав человека в вооруженных силах РФ, выявить их причины и наметить пути выхода из сложившейся ситуации. Сегодня на суд читателя представлены выдержки из второй главы — «Безнаказанность».
Российские военнослужащие надежно защищены — от закона
Меня били каждый день»
В цивилизованном обществе на страже интересов личности стоит государство. В таком государстве после каждого преступления против человека должно следовать наказание виновных.
Понятно, что в реальности власть не всегда оказывается способна отстоять права пострадавшего: иногда преступники умело заметают следы или сама жертва боится возмездия с их стороны и скрывает преступление против себя же. Но что будет с обществом, которое не может защитить даже тех пострадавших, что находят в себе силы и смелость бороться?..
Артем Дога был призван 4 мая 2009 года из города Дно в Псковской области и служил в поселке Саперный на Карельском перешейке.
Из объяснения Артема, данного им прокуратуре:
«26 мая получил затворной рамой от автомата по голове от сержанта Колпакова за то, что он спросил с меня тряпку, и у меня ее не оказалось. А также получил палкой в спину за то, что плохо полз, выполняя норматив. Меня били каждый день в область шеи за малую провинность, а именно — даже если немного криво поставлены тапочки».
Еще один эпизод.
Из постановления об отказе в возбуждении уголовного дела от 25 июня 2009 года:
«2 июня 2009 года в курилке рядовой контрактник Лукинский стал предъявлять Доге претензии по поводу того, что он выполнил просьбу сержанта, не являющегося его непосредственным начальником. Лукинский приказал ему нагнуться вперед. После того как он исполнил требование, Лукинский нанес ему один сильный удар кулаком правой руки в область шейных позвонков».
Из постановления:
«3 июня 2009 года, на утреннем построении, т. е. около 7.30, сержант Колпаков нанес ему один сильный удар кулаком правой руки в область почек справа. Очевидцами этого были все военнослужащие его взвода.
Около 11.00 3 июня 2009 года он оставил расположение части».
Меньше чем через месяц после призыва Артем убежал из Саперного. Встретившись с мамой, на следующий день он обратился за помощью к «Солдатским матерям Петербурга». Вместе они написали в Военный следственный отдел (ВСО) при прокуратуре, который вынес решение 25 июня.
Из постановления:
«В ходе проведенной проверки доводы заявителя своего подтверждения не нашли.
Так, опрошенный военнослужащий Лукинский пояснил, что с самого начала службы Дога А. А. зарекомендовал себя с отрицательной стороны, все время жаловался на физические нагрузки, которые в разведывательном взводе были потребовательней, чем в остальных взводах, т. к. это взвод постоянной готовности. Во взвод разведки Дога А. А. попросился сам, по собственному желанию. С самого начала службы Дога А. А. пытался избежать службы в армии, мотивируя это тем, что его мама имеет хорошие связи и что она поможет ему избежать службы в армии. 3 июня 2009 года на утреннем смотре у рядового Доги А. А. имелись порезы на лице и шее. На вопрос, откуда у него имеются порез, Дога А. А. сказал, что плохо побрился».
Интересно, что следователь — лейтенант юстиции Данилов — даже не попытался разрешить противоречия в показаниях самих возможных подозреваемых: зачем бы Артем стал проситься в разведвзвод, где, как ему наверняка было известно, более строгие требования к физическим нагрузкам — если он с самого начала хотел избежать службы? Так, может быть, нежелание служить появилось позже? Этого вопроса следователь не задает ни себе, ни фигурантам.
Однако решение Данилова основано не только на показаниях тех, кого обвинял Артем, но и на объяснениях сослуживцев, которых сам Дога описывал как возможных жертв издевательств.
Из постановления:
«Из объяснения рядового Орлова А. П. следует, что Дога А. А. рассказывал ему о том, что хочет самовольно оставить часть, так как ему надоело служить. Также Дога А. А. уговаривал его бежать из армии вместе с ним, рассказывал, что у его матери есть влиятельные знакомые, которые могут помочь комиссоваться, либо «купить военник». Военнослужащих взвода разведки никто и никогда не трогал, наоборот, заступались за них».
Еще два противоречия, которые следователь Данилов и не подумал разъяснить: зачем человеку, имеющему возможность купить военник — если Дога действительно таков, — вообще идти в армию? И зачем кому бы то ни было «заступаться за военнослужащих взвода разведки», если их «никто и никогда не трогал»? О каких обстоятельствах так неосторожно упомянул рядовой Орлов?
Однако ничто из этого следователя не заинтересовало, и он отказал в возбуждении уголовного дела. Артем поначалу не собирался сдаваться и обжаловал отказ, но тщетно.
Из письма Военного следственного управления ЛенВО Татьяне Завадиной, маме Артема, от 3 августа 2009 года:
«Изучением материалов проверки установлено, что вынесенное 25 июня 2009 года постановление об отказе в возбуждении уголовного дела законно и обоснованно, оснований для его отмены не имеется».
Никаких дополнительных объяснений ВСО не дает. Между тем Артем Дога был комиссован, и заниматься дальше защитой своих прав не стал: слишком много сил отнимает безрезультатное бодание с прокуратурой.
Хозяева казарм
Похожая история произошла с Константином Паненковым, служившим в поселке Черёха Псковской области. Молодого человека призвали в ноябре 2008 года, и, как следует из его заявления, с самого начала служба сопровождалась постоянными избиениями и издевательствами. Но особенно плохо стало после возвращения из летнего отпуска: он опоздал на полтора месяца, так как попал в больницу.
В жестоких условиях дедовщины в российской армии постоянно идет отбор слабых и «провинившихся» затем, чтобы сбросить их на нижнюю ступеньку неуставной иерархической лестницы. Одним из наиболее страшных «грехов» считается попытка откосить — т. е. провести в казарме меньше времени, чем остальные призывники. Госпитализация, даже вполне обоснованная, — типичный повод.
Из Протокола принятия устного заявления о преступлении от 18 августа 2009 года:
«По прибытии в роту из отпуска моя койка была заселена новым пополнением, а командование части мне новую койку не выделило, и мне пришлось спать или в углу расположения казармы, или в комнате досуга на полу».
Константин официально стал парией: он не достоин даже кровати, как все остальные. Этот вид унижения заимствован из мест заключения: «опущенные» должны спать под нарами, что указывает на их предельно низкий социальный статус.
Из протокола:
«Командир роты приказал мне заступить дневальным. Однако меня через сутки не сменили, а по приказу командира батальона я остался в наряде по роте без отдыха более двух суток. В период нахождения на посту мне стало плохо и закружилась голова. Как я понял, у меня было сотрясение головного мозга и меня мутило. Я опустился на одно колено. Мимо меня проходил мл. сержант Сергеев, который, выражая недовольство тем, что я присел на посту, нанес мне один удар правой ногой, обутой в берц, в правый бок, в область ребер, отчего я упал на пол…»
Продолжение издевательств идет по накатанной: «провинившемуся» даются заведомо невыполнимые задания, и их невыполнение ведет к появлению новой «вины», или косяков, как их называют в армии.
Из протокола:
«Мне встретился Сергеев, который, узнав, что я иду в туалет, сказал, что мне не положено ходить в туалет, а затем нанес мне один удар кулаком правой руки в левую область головы выше уха и один удар кулаком правой руки в левую скуловую область, от чего я испытал сильную физическую боль и унижение».
Самый близкий аналог такого отношения к людям можно обнаружить в нацистских лагерях смерти. Фактически Константин может считать себя приговоренным: ни единого шанса изменить свое социальное положение у него нет; особенно учитывая, что его один раз уже чуть не убили.
Из протокола:
«Младший сержант Машурчак нанес мне один удар правой рукой в правую скуловую область, отчего я отлетел к стене. Машурчак, не останавливаясь, подошел ко мне и, удерживая меня левой рукой за китель, стал правой рукой душить меня за горло, при этом высказывая в мой адрес угрозы убийством, если я не буду подчиняться ему. Я реально воспринимал угрозы Машурчака, был сильно напуган, а в результате удушения я начал терять сознание: стал задыхаться, в глазах помутнело. К нам подбежал мл. сержант Эльвизар Хуснудинов, который оттеснил меня от Машурчака и заставил последнего отпустить меня».
От возможного убийства парня спасло лишь вмешательство Хуснудинова — который, как следует из того же протокола, был свидетелем всех продолжительных издевательств Машурчака и заступился за Паненкова, лишь когда тот был уже на грани смерти.
У Константина оставался единственный шанс спасти свою жизнь — бежать.
Из протокола:
«17 августа 2009 года я покинул территорию в/части 32515 через КПП, где меня ждал отец. Он посадил меня в автомобиль, и мы уехали в сторону Петрозаводска, где я обратился в военный следственный отдел».
Несмотря на грамотно составленный следователем протокол принятия устного заявления о преступлении, 31 августа 2009 года старший лейтенант юстиции А. А. Маслов отказал в возбуждении уголовного дела «за отсутствием события преступления».
Константин, воспользовавшись помощью своего отца, бывшего сотрудника милиции, и «Солдатских матерей Санкт-Петербурга», обжаловал это решение, и успешно: 5 октября 2009 года полковник юстиции Дубянский вынес постановление об отмене незаконного и необоснованного постановления следователя Маслова.
Казалось бы, после этого ВСО и карты в руки. Но Константин Паненков к тому времени уже демобилизовался, и ни сил, ни времени продолжать тяжбу без видимой надежды на успех у его семьи не было. А в отсутствие постоянного наблюдения дело заглохло и, скорее всего, будет спущено на тормозах.
Неспособность представителей государства защищать своих граждан ведет не просто к безнаказанности преступлений, но и к их провоцированию. Зная о своей неуязвимости, более того, чувствуя поддержку со стороны тех, кто, по идее, должен бы преследовать их по закону, армейские преступники не только ощущают себя, но и действительно становятся истинными хозяевами казарм.
Чесальщики пяток при исполнении
Меня били каждый день»
В цивилизованном обществе на страже интересов личности стоит государство. В таком государстве после каждого преступления против человека должно следовать наказание виновных.
Понятно, что в реальности власть не всегда оказывается способна отстоять права пострадавшего: иногда преступники умело заметают следы или сама жертва боится возмездия с их стороны и скрывает преступление против себя же. Но что будет с обществом, которое не может защитить даже тех пострадавших, что находят в себе силы и смелость бороться?..
Артем Дога был призван 4 мая 2009 года из города Дно в Псковской области и служил в поселке Саперный на Карельском перешейке.
Из объяснения Артема, данного им прокуратуре:
«26 мая получил затворной рамой от автомата по голове от сержанта Колпакова за то, что он спросил с меня тряпку, и у меня ее не оказалось. А также получил палкой в спину за то, что плохо полз, выполняя норматив. Меня били каждый день в область шеи за малую провинность, а именно — даже если немного криво поставлены тапочки».
Еще один эпизод.
Из постановления об отказе в возбуждении уголовного дела от 25 июня 2009 года:
«2 июня 2009 года в курилке рядовой контрактник Лукинский стал предъявлять Доге претензии по поводу того, что он выполнил просьбу сержанта, не являющегося его непосредственным начальником. Лукинский приказал ему нагнуться вперед. После того как он исполнил требование, Лукинский нанес ему один сильный удар кулаком правой руки в область шейных позвонков».
Из постановления:
«3 июня 2009 года, на утреннем построении, т. е. около 7.30, сержант Колпаков нанес ему один сильный удар кулаком правой руки в область почек справа. Очевидцами этого были все военнослужащие его взвода.
Около 11.00 3 июня 2009 года он оставил расположение части».
Меньше чем через месяц после призыва Артем убежал из Саперного. Встретившись с мамой, на следующий день он обратился за помощью к «Солдатским матерям Петербурга». Вместе они написали в Военный следственный отдел (ВСО) при прокуратуре, который вынес решение 25 июня.
Из постановления:
«В ходе проведенной проверки доводы заявителя своего подтверждения не нашли.
Так, опрошенный военнослужащий Лукинский пояснил, что с самого начала службы Дога А. А. зарекомендовал себя с отрицательной стороны, все время жаловался на физические нагрузки, которые в разведывательном взводе были потребовательней, чем в остальных взводах, т. к. это взвод постоянной готовности. Во взвод разведки Дога А. А. попросился сам, по собственному желанию. С самого начала службы Дога А. А. пытался избежать службы в армии, мотивируя это тем, что его мама имеет хорошие связи и что она поможет ему избежать службы в армии. 3 июня 2009 года на утреннем смотре у рядового Доги А. А. имелись порезы на лице и шее. На вопрос, откуда у него имеются порез, Дога А. А. сказал, что плохо побрился».
Интересно, что следователь — лейтенант юстиции Данилов — даже не попытался разрешить противоречия в показаниях самих возможных подозреваемых: зачем бы Артем стал проситься в разведвзвод, где, как ему наверняка было известно, более строгие требования к физическим нагрузкам — если он с самого начала хотел избежать службы? Так, может быть, нежелание служить появилось позже? Этого вопроса следователь не задает ни себе, ни фигурантам.
Однако решение Данилова основано не только на показаниях тех, кого обвинял Артем, но и на объяснениях сослуживцев, которых сам Дога описывал как возможных жертв издевательств.
Из постановления:
«Из объяснения рядового Орлова А. П. следует, что Дога А. А. рассказывал ему о том, что хочет самовольно оставить часть, так как ему надоело служить. Также Дога А. А. уговаривал его бежать из армии вместе с ним, рассказывал, что у его матери есть влиятельные знакомые, которые могут помочь комиссоваться, либо «купить военник». Военнослужащих взвода разведки никто и никогда не трогал, наоборот, заступались за них».
Еще два противоречия, которые следователь Данилов и не подумал разъяснить: зачем человеку, имеющему возможность купить военник — если Дога действительно таков, — вообще идти в армию? И зачем кому бы то ни было «заступаться за военнослужащих взвода разведки», если их «никто и никогда не трогал»? О каких обстоятельствах так неосторожно упомянул рядовой Орлов?
Однако ничто из этого следователя не заинтересовало, и он отказал в возбуждении уголовного дела. Артем поначалу не собирался сдаваться и обжаловал отказ, но тщетно.
Из письма Военного следственного управления ЛенВО Татьяне Завадиной, маме Артема, от 3 августа 2009 года:
«Изучением материалов проверки установлено, что вынесенное 25 июня 2009 года постановление об отказе в возбуждении уголовного дела законно и обоснованно, оснований для его отмены не имеется».
Никаких дополнительных объяснений ВСО не дает. Между тем Артем Дога был комиссован, и заниматься дальше защитой своих прав не стал: слишком много сил отнимает безрезультатное бодание с прокуратурой.
Хозяева казарм
Похожая история произошла с Константином Паненковым, служившим в поселке Черёха Псковской области. Молодого человека призвали в ноябре 2008 года, и, как следует из его заявления, с самого начала служба сопровождалась постоянными избиениями и издевательствами. Но особенно плохо стало после возвращения из летнего отпуска: он опоздал на полтора месяца, так как попал в больницу.
В жестоких условиях дедовщины в российской армии постоянно идет отбор слабых и «провинившихся» затем, чтобы сбросить их на нижнюю ступеньку неуставной иерархической лестницы. Одним из наиболее страшных «грехов» считается попытка откосить — т. е. провести в казарме меньше времени, чем остальные призывники. Госпитализация, даже вполне обоснованная, — типичный повод.
Из Протокола принятия устного заявления о преступлении от 18 августа 2009 года:
«По прибытии в роту из отпуска моя койка была заселена новым пополнением, а командование части мне новую койку не выделило, и мне пришлось спать или в углу расположения казармы, или в комнате досуга на полу».
Константин официально стал парией: он не достоин даже кровати, как все остальные. Этот вид унижения заимствован из мест заключения: «опущенные» должны спать под нарами, что указывает на их предельно низкий социальный статус.
Из протокола:
«Командир роты приказал мне заступить дневальным. Однако меня через сутки не сменили, а по приказу командира батальона я остался в наряде по роте без отдыха более двух суток. В период нахождения на посту мне стало плохо и закружилась голова. Как я понял, у меня было сотрясение головного мозга и меня мутило. Я опустился на одно колено. Мимо меня проходил мл. сержант Сергеев, который, выражая недовольство тем, что я присел на посту, нанес мне один удар правой ногой, обутой в берц, в правый бок, в область ребер, отчего я упал на пол…»
Продолжение издевательств идет по накатанной: «провинившемуся» даются заведомо невыполнимые задания, и их невыполнение ведет к появлению новой «вины», или косяков, как их называют в армии.
Из протокола:
«Мне встретился Сергеев, который, узнав, что я иду в туалет, сказал, что мне не положено ходить в туалет, а затем нанес мне один удар кулаком правой руки в левую область головы выше уха и один удар кулаком правой руки в левую скуловую область, от чего я испытал сильную физическую боль и унижение».
Самый близкий аналог такого отношения к людям можно обнаружить в нацистских лагерях смерти. Фактически Константин может считать себя приговоренным: ни единого шанса изменить свое социальное положение у него нет; особенно учитывая, что его один раз уже чуть не убили.
Из протокола:
«Младший сержант Машурчак нанес мне один удар правой рукой в правую скуловую область, отчего я отлетел к стене. Машурчак, не останавливаясь, подошел ко мне и, удерживая меня левой рукой за китель, стал правой рукой душить меня за горло, при этом высказывая в мой адрес угрозы убийством, если я не буду подчиняться ему. Я реально воспринимал угрозы Машурчака, был сильно напуган, а в результате удушения я начал терять сознание: стал задыхаться, в глазах помутнело. К нам подбежал мл. сержант Эльвизар Хуснудинов, который оттеснил меня от Машурчака и заставил последнего отпустить меня».
От возможного убийства парня спасло лишь вмешательство Хуснудинова — который, как следует из того же протокола, был свидетелем всех продолжительных издевательств Машурчака и заступился за Паненкова, лишь когда тот был уже на грани смерти.
У Константина оставался единственный шанс спасти свою жизнь — бежать.
Из протокола:
«17 августа 2009 года я покинул территорию в/части 32515 через КПП, где меня ждал отец. Он посадил меня в автомобиль, и мы уехали в сторону Петрозаводска, где я обратился в военный следственный отдел».
Несмотря на грамотно составленный следователем протокол принятия устного заявления о преступлении, 31 августа 2009 года старший лейтенант юстиции А. А. Маслов отказал в возбуждении уголовного дела «за отсутствием события преступления».
Константин, воспользовавшись помощью своего отца, бывшего сотрудника милиции, и «Солдатских матерей Санкт-Петербурга», обжаловал это решение, и успешно: 5 октября 2009 года полковник юстиции Дубянский вынес постановление об отмене незаконного и необоснованного постановления следователя Маслова.
Казалось бы, после этого ВСО и карты в руки. Но Константин Паненков к тому времени уже демобилизовался, и ни сил, ни времени продолжать тяжбу без видимой надежды на успех у его семьи не было. А в отсутствие постоянного наблюдения дело заглохло и, скорее всего, будет спущено на тормозах.
Неспособность представителей государства защищать своих граждан ведет не просто к безнаказанности преступлений, но и к их провоцированию. Зная о своей неуязвимости, более того, чувствуя поддержку со стороны тех, кто, по идее, должен бы преследовать их по закону, армейские преступники не только ощущают себя, но и действительно становятся истинными хозяевами казарм.
Подготовил Анджей БЕЛОВРАНИН
Справка «Новой»
Галину Старовойтову застрелили в подъезде ее дома в Петербурге 20 ноября 1998 года. Расследование убийства до сих пор не завершено. Несколько лиц, причастных к убийству, в том числе его заказчик, пока остаются на свободе.
Ранее по подозрению в причастности к преступлению были арестованы восемь человек. В июне 2005 года Петербургский городской суд приговорил обвиняемых Юрия Колчина — к 20 годам, а Виталия Акиньшина — к 23,5 годам лишения свободы, двоих фигурантов суд оправдал, двоих освободил в связи с истечением срока давности. В сентябре 2006 года еще двое обвиняемых получили 11 лет и 2 года тюремного заключения. В апреле 2008 года петербургские спецслужбы на время прекратили следственные действия по делу из-за того, что не сумели найти и задержать четырех подозреваемых, фамилии которых известны следствию.