Стратегический запас петербурга
Эдинбург — побратим Петербурга. У Северных Афин, как называют столицу Шотландии, с нашей Северной Венецией много общего. И тот и другой возникли на берегу залива, стяжали славу красивейших городов мира, исторические центры обоих сохранили четкую изначальную планировку и признаны объектами всемирного наследия ЮНЕСКО. Вот только у нас этот статус (по определению Валентины Матвиенко — никчемный «бантик») воспринимается властями как досадное обременение, якобы мешающее городу развиваться. Тогда как в Эдинбурге, где основной массив старого города составляет застройка XVI–XVII веков, почтенный возраст зданий лишь повышает их цену, а не служит поводом для объявления ветхими и обреченными на снос.
Сохранять исторические здания выгодно — доказывает опыт шотландского побратима Петербурга
В чем сила, брат?
Ежегодно Эдинбург посещает свыше 13 миллионов гостей (Петербург — почти втрое меньше), ощутимый вклад в его экономику дают деловой туризм, проведение встреч на мировом уровне, масштабных спортивных и культурных мероприятий. Только ежегодный Фестиваль искусств приносит в казну до 100 млн фунтов стерлингов. Живописный ландшафт оберегается от агрессивных вторжений — здесь не ведется высотное строительство. Эдинбург, как и многие другие европейские города, переболел в середине прошлого века детской болезнью самоутверждения бизнеса — но в достаточно легкой форме. От того периода осталось несколько неуклюжих громоздких зданий (теперь планируемых к сносу) да карикатура в газете 1969 года с изображением владельца сети отелей, наставляющего: «Господа, давайте правильно расставлять приоритеты! Исторические здания не должны стоять на пути дорогостоящих гостиниц для туристов, которые приехали посмотреть на исторические здания!»
Сегодня здесь исправляют и допущенные в ту пору ошибки в сфере общественного транспорта: трамвайное сообщение, ликвидированное в 1956 году, по прошествии полувека сочли необходимым возобновить.
Пришедшее осмысление истинной ценности подлинного — это во многом заслуга британских защитников старины.
— Сохранение объекта всемирного наследия — задача общественности, потому что это НАШЕ наследие, — убежден директор Эдинбургского центра Всемирного наследия Адам Уилкинсон. — Да, чиновники могли бы выполнять эту работу. Но мы делаем ее лучше. Потому что они нацелены на процесс, а мы — на результат. Нам больше доверяют люди, ведь мы не зависим от меняющейся политической конъюнктуры, наши ценности постоянны.
Его пример — другим наука
Господин Уилкинсон, посетивший Петербург по приглашению движения «Живой город» и Московского общества охраны архитектурного наследия (MAPS), поделился с нашими градозащитниками британским опытом спасения наследия.
Возглавляемая им организация — это небольшой коллектив профессионалов, привлекающий и сторонних специалистов, а также активно сотрудничающий с широкой сетью общественных структур. Финансируется правительствами города и страны, бизнес-структурами, благотворительными организациями — в год получается около 750 000 фунтов.
— Каждый фунт потрачен на дело, все наши траты абсолютно прозрачны, — подчеркивает Адам.
Существенная доля идет на экспертизу проектов, проработку градостроительной документации (в частности, определение безопасных высотных максимумов нового строительства). Немалые суммы передаются владельцам исторических зданий на реставрацию. Это своего рода заем — в случае продажи объекта часть этих денег возвращаются в общественную кассу.
— Главный извлеченный нами урок: надо постоянно доказывать, что сохранение наследия экономически выгодно, также очень важны постоянные партнерские отношения и с девелоперами, и с властями, — поясняет господин Уилкинсон. — Еще в 1970-х состояние исторической застройки было настолько удручающим, что банки даже не давали ссуды на приобретение недвижимости. Теперь картина принципиально иная. Мы стремимся поселить в людях уверенность в том, что бережное отношение к их домам — это надежное вложение капитала.
В качестве примера Адам показывает фото возрожденного старинного здания — потребовалось два года, чтобы убедить всех владельцев, 52 человека, привести его в порядок. Организация помогла привлечь средства, подготовить проект, грамотно реализовать его.
В отличие от Петербурга, где масштабные реконструкции сопровождаются тотальным изгнанием аборигенов на окраины, здесь сохранение сложившегося коллективного портрета обитателей старого города признается чрезвычайно важным:
— У нас в историческом центре перемешаны самые разные социальные слои. Это тоже наше наследие, и политика городских властей состоит в сохранении такого микса как характерной особенности города. Мы заинтересованы в том, чтобы обитатели исторических зданий по-прежнему жили в них, поддерживали традиции, — поясняет господин Уилкинсон.
В старом центре находится место и для офисов — далеко не все компании нуждаются в масштабных бизнес-центрах (для них есть окраинный деловой район), а располагаться в историческом здании престижно. В качестве еще одного примера британский гость демонстрирует изображение дома XVIII века на площади Шарлотт:
— Частью этого здания владеет ваш соотечественник, он очень бережно его сохраняет, проводит необходимые работы. А на другой стороне площади приобрел еще один объект недвижимости, там офис его компании. И тоже прекрасно содержится. Если он может так вести себя в Шотландии, наверное, мог бы и в Петербурге? — задается вопросом наш гость.
Легкая ироничная улыбка при этом выдает осведомленность эксперта о российских реалиях.
Организация SAVE Europe’s Heritage, секретарем которой господин Уилкинсон был в недавние годы, серьезно изучала современное состояние дел с охраной наследия в городах России. По итогам сделанных ею отчетов были изданы два впечатляющих сборника: «Москва. Точка невозврата» (во вторую часть включили особый раздел, посвященный Петербургу).
В России идут на красный
Впрочем, некоторые факты шокировали даже столь серьезно погруженного в состояние наших дел специалиста. Например, размер наложенного на застройщика штрафа за самовольно уничтоженный дом № 114 на Невском — всего 20 тысяч рублей.
В Шотландии даже за меньший вред памятнику предусмотрен минимальный штраф в 30 000 фунтов или год тюрьмы. А в более серьезных случаях размер вырастает в разы. Штраф, присужденный недавно в Англии за разрушение исторического дома, составил его рыночную стоимость.
Здесь девелоперы, как правило, не выходят на площадку прежде достижения консенсуса с местными жителями, со всеми заинтересованными сторонами. И хотя в том же Эдинбурге определенные общественными экспертами высотные ограничения не имеют силы закона, инвесторы полагают разумным их учитывать — если не будут следовать предложенным рекомендациям, городские власти просто не дадут испрашиваемых разрешений.
Опыт шотландского побратима, безусловно, чрезвычайно интересен и ценен для Петербурга. Однако российские реалии пока едва ли позволят применить его в полной мере.
— У нас традиция поддержки общественных инициатив ничтожна в сравнении с британской, — замечает сопредседатель петербургского ВООПИиК Александр Марголис.
Российский миф об убыточности сохранения наследия исходит из того, что отечественный инвестор нацелен исключительно на очень короткие и очень большие деньги. В Британии хорошей прибылью считается 20–30% от вложенных средств, а у нас интересуют лишь сверхприбыли — от 200% и выше.
И если в Англии градостроительные правила прозрачны, открыты и едины для всех, то в России главенствует не закон, а «договоренности». Вызывающая демонстрация такого рода — история с газоскребом.
— Ведь им были прекрасно известны высотные ограничения на Охте. Но они пришли сюда с уверенностью, что правила существуют не для них, — напоминает Александр Давидович. — Подобные вещи, как я понимаю, совершенно невозможны в Эдинбурге или других европейских городах. Светофоры, как известно, есть во всех странах. Но в одних следуют сигналу, а в других идут на красный, прекрасно зная, что это запрещено.
В дискуссиях с градозащитниками наши чиновники любят отсылать к примеру Лондона, якобы прекрасно справляющегося с задачами современного развития посредством наводнения небоскребами исторических кварталов.
— Такой отсыл уместен в отношении вовсе не всего Лондона, а лишь маленькой его части — делового центра возле доков, где все было разрушено бомбежками во время войны, — парирует Адам Уилкинсон. — Там в 1950-е фактически начинали с чистого листа. А дошедшие до наших дней старые районы, где так любят скупать недвижимость ваши соотечественники, защищаются законом очень строго. И в сохранившемся историческом центре Петербурга ничего не надо трогать.
В чем сила, брат?
Ежегодно Эдинбург посещает свыше 13 миллионов гостей (Петербург — почти втрое меньше), ощутимый вклад в его экономику дают деловой туризм, проведение встреч на мировом уровне, масштабных спортивных и культурных мероприятий. Только ежегодный Фестиваль искусств приносит в казну до 100 млн фунтов стерлингов. Живописный ландшафт оберегается от агрессивных вторжений — здесь не ведется высотное строительство. Эдинбург, как и многие другие европейские города, переболел в середине прошлого века детской болезнью самоутверждения бизнеса — но в достаточно легкой форме. От того периода осталось несколько неуклюжих громоздких зданий (теперь планируемых к сносу) да карикатура в газете 1969 года с изображением владельца сети отелей, наставляющего: «Господа, давайте правильно расставлять приоритеты! Исторические здания не должны стоять на пути дорогостоящих гостиниц для туристов, которые приехали посмотреть на исторические здания!»
Сегодня здесь исправляют и допущенные в ту пору ошибки в сфере общественного транспорта: трамвайное сообщение, ликвидированное в 1956 году, по прошествии полувека сочли необходимым возобновить.
Пришедшее осмысление истинной ценности подлинного — это во многом заслуга британских защитников старины.
— Сохранение объекта всемирного наследия — задача общественности, потому что это НАШЕ наследие, — убежден директор Эдинбургского центра Всемирного наследия Адам Уилкинсон. — Да, чиновники могли бы выполнять эту работу. Но мы делаем ее лучше. Потому что они нацелены на процесс, а мы — на результат. Нам больше доверяют люди, ведь мы не зависим от меняющейся политической конъюнктуры, наши ценности постоянны.
Его пример — другим наука
Господин Уилкинсон, посетивший Петербург по приглашению движения «Живой город» и Московского общества охраны архитектурного наследия (MAPS), поделился с нашими градозащитниками британским опытом спасения наследия.
Возглавляемая им организация — это небольшой коллектив профессионалов, привлекающий и сторонних специалистов, а также активно сотрудничающий с широкой сетью общественных структур. Финансируется правительствами города и страны, бизнес-структурами, благотворительными организациями — в год получается около 750 000 фунтов.
— Каждый фунт потрачен на дело, все наши траты абсолютно прозрачны, — подчеркивает Адам.
Существенная доля идет на экспертизу проектов, проработку градостроительной документации (в частности, определение безопасных высотных максимумов нового строительства). Немалые суммы передаются владельцам исторических зданий на реставрацию. Это своего рода заем — в случае продажи объекта часть этих денег возвращаются в общественную кассу.
— Главный извлеченный нами урок: надо постоянно доказывать, что сохранение наследия экономически выгодно, также очень важны постоянные партнерские отношения и с девелоперами, и с властями, — поясняет господин Уилкинсон. — Еще в 1970-х состояние исторической застройки было настолько удручающим, что банки даже не давали ссуды на приобретение недвижимости. Теперь картина принципиально иная. Мы стремимся поселить в людях уверенность в том, что бережное отношение к их домам — это надежное вложение капитала.
В качестве примера Адам показывает фото возрожденного старинного здания — потребовалось два года, чтобы убедить всех владельцев, 52 человека, привести его в порядок. Организация помогла привлечь средства, подготовить проект, грамотно реализовать его.
В отличие от Петербурга, где масштабные реконструкции сопровождаются тотальным изгнанием аборигенов на окраины, здесь сохранение сложившегося коллективного портрета обитателей старого города признается чрезвычайно важным:
— У нас в историческом центре перемешаны самые разные социальные слои. Это тоже наше наследие, и политика городских властей состоит в сохранении такого микса как характерной особенности города. Мы заинтересованы в том, чтобы обитатели исторических зданий по-прежнему жили в них, поддерживали традиции, — поясняет господин Уилкинсон.
В старом центре находится место и для офисов — далеко не все компании нуждаются в масштабных бизнес-центрах (для них есть окраинный деловой район), а располагаться в историческом здании престижно. В качестве еще одного примера британский гость демонстрирует изображение дома XVIII века на площади Шарлотт:
— Частью этого здания владеет ваш соотечественник, он очень бережно его сохраняет, проводит необходимые работы. А на другой стороне площади приобрел еще один объект недвижимости, там офис его компании. И тоже прекрасно содержится. Если он может так вести себя в Шотландии, наверное, мог бы и в Петербурге? — задается вопросом наш гость.
Легкая ироничная улыбка при этом выдает осведомленность эксперта о российских реалиях.
Организация SAVE Europe’s Heritage, секретарем которой господин Уилкинсон был в недавние годы, серьезно изучала современное состояние дел с охраной наследия в городах России. По итогам сделанных ею отчетов были изданы два впечатляющих сборника: «Москва. Точка невозврата» (во вторую часть включили особый раздел, посвященный Петербургу).
В России идут на красный
Впрочем, некоторые факты шокировали даже столь серьезно погруженного в состояние наших дел специалиста. Например, размер наложенного на застройщика штрафа за самовольно уничтоженный дом № 114 на Невском — всего 20 тысяч рублей.
В Шотландии даже за меньший вред памятнику предусмотрен минимальный штраф в 30 000 фунтов или год тюрьмы. А в более серьезных случаях размер вырастает в разы. Штраф, присужденный недавно в Англии за разрушение исторического дома, составил его рыночную стоимость.
Здесь девелоперы, как правило, не выходят на площадку прежде достижения консенсуса с местными жителями, со всеми заинтересованными сторонами. И хотя в том же Эдинбурге определенные общественными экспертами высотные ограничения не имеют силы закона, инвесторы полагают разумным их учитывать — если не будут следовать предложенным рекомендациям, городские власти просто не дадут испрашиваемых разрешений.
Опыт шотландского побратима, безусловно, чрезвычайно интересен и ценен для Петербурга. Однако российские реалии пока едва ли позволят применить его в полной мере.
— У нас традиция поддержки общественных инициатив ничтожна в сравнении с британской, — замечает сопредседатель петербургского ВООПИиК Александр Марголис.
Российский миф об убыточности сохранения наследия исходит из того, что отечественный инвестор нацелен исключительно на очень короткие и очень большие деньги. В Британии хорошей прибылью считается 20–30% от вложенных средств, а у нас интересуют лишь сверхприбыли — от 200% и выше.
И если в Англии градостроительные правила прозрачны, открыты и едины для всех, то в России главенствует не закон, а «договоренности». Вызывающая демонстрация такого рода — история с газоскребом.
— Ведь им были прекрасно известны высотные ограничения на Охте. Но они пришли сюда с уверенностью, что правила существуют не для них, — напоминает Александр Давидович. — Подобные вещи, как я понимаю, совершенно невозможны в Эдинбурге или других европейских городах. Светофоры, как известно, есть во всех странах. Но в одних следуют сигналу, а в других идут на красный, прекрасно зная, что это запрещено.
В дискуссиях с градозащитниками наши чиновники любят отсылать к примеру Лондона, якобы прекрасно справляющегося с задачами современного развития посредством наводнения небоскребами исторических кварталов.
— Такой отсыл уместен в отношении вовсе не всего Лондона, а лишь маленькой его части — делового центра возле доков, где все было разрушено бомбежками во время войны, — парирует Адам Уилкинсон. — Там в 1950-е фактически начинали с чистого листа. А дошедшие до наших дней старые районы, где так любят скупать недвижимость ваши соотечественники, защищаются законом очень строго. И в сохранившемся историческом центре Петербурга ничего не надо трогать.
Татьяна ЛИХАНОВА