Подпольный некрополь
В подвале дома Андрей Нанай обнаружил капитель, которая, по его словам, была частью памятника генералу Фоку
Обнаруженное в подвале частного дома надгробие героя войны 1812 года может стать частью будущего мемориала
Ближняя экспедиция в поселок Мартышкино, предпринятая исследователем Сергеем Горбатенко при участии «Новой», принесла немало удивительных открытий. И заставила еще раз задуматься о подлинном и мнимом, о духовном подвиге ушедших в вечность и нравственной чистоте наших современников.
О доблести, о подвигах, о славе
Отец, служивший при Екатерине II главным садовником придворного ведомства, определил его в Коллегию иностранных дел. Но тот, вопреки воле родителя, поступил на военную службу и в 17 лет был зачислен сержантом в бомбардирский полк. Участвовал — «с отличною храбростью» — в осаде и взятии Очакова. Бился со шведами, «причем был ранен пулею в ногу, но, не покидая сражения, мужественно прикрывал затем отступление отряда, за что был произведен в капитаны и награжден орденом Св. Георгия IV ст.». При усмирении польского мятежа, во время взятия Вильны, «был снова ранен — пулею в бок».
В годы правления Павла I «за недонесение императору об арестованном офицере» был отправлен в отставку. По вступлении на престол Александра I вновь зачислен на военную службу. В сражениях с французами 1807 года «за отличие и распорядительность» получил орден Cв. Георгия III ст. В битве при Гейльсбергских высотах, «в которой был опасно ранен в грудь и руку, он с особенным мужеством руководил огнем командуемой им артиллерии и предводительствовал атакою конного полка против неприятеля, за что был награжден орденами Cв. Владимира II ст. и прусским Красного Орла I ст.». В войне 1812 года участвовал в сражениях «за отличие в деле под Полоцком против войск французского генерала Корбино произведен в генерал-лейтенанты». Дошел до Кенигсберга, где по болезни вынужден был оставить армию. В декабре 1819 г. вышел в отставку «за ранами, с мундиром и полным пенсионом».
Это выдержки из послужного списка генерал-лейтенанта Александра Борисовича Фока. Не ищите его надгробия в пантеоне героев. Массивный камень с могилы генерала стоит в подвале частного дома на краю поселка Мартышкино. Оглядевшись среди сложенных досок, строительных инструментов, нагромождения коробок и банок с краской, замечаешь и другие фрагменты надгробия: вот перевернутая гранитная капитель подпирает балку, чуть поодаль лежит на боку кусок колонны. Мысленно прилаживаешь одну деталь к другой — даже без недостающих элементов этого каменного пазла складывается вполне цельный облик надгробного памятника. Надпись на нем сохранила отчетливость: имена, даты жизни и смерти самого генерала, его супруги, пережившей мужа на 15 лет, и десятимесячной их внучки, дочери гвардии полковника Фока (служившего в уланском полку и умершего в турецкую кампанию 1829 года «от раны и лихорадки»).
Обагренные своей кровью строки впишут в историю ратной славы России многие представители этой дворянской голштинской фамилии, обретшей здесь новую родину еще при Елизавете Петровне. Старший брат нашего героя Борис Борисович Фок, тоже генерал-лейтенант, сражался с турками, шведами, поляками и французами. Отличился в боях под Витебском и Смоленском. При Бородине водил в атаку три гренадерских полка, ходил в рукопашную. Командовал с отличием пехотной дивизией под Тарутином и Малоярославцем. Награжден орденами Св. Георгия III ст., Св. Владимира II ст., Св. Анны I ст. с алмазами, тремя иностранными орденами, золотой шпагой «За храбрость» с бриллиантами. Как и младший его брат, ушел в отставку «за болезнью, с мундиром». А его сын, генерал-майор Борис Фок, погибнет в 1845-м на Кавказе, в ходе Даргинской экспедиции.
Обиталище мумий
Хозяин дома, под полом которого оказался теперь надгробный камень с могилы А. Б. Фока, тоже офицер — майор Андрей Петрович Нанай, за плечами 30 лет службы. Дачу эту в Мартышкине купил в 1999-м. Не зная, что выстроена она буквально на костях — с 1750 года тут стояла кирха, вокруг которой сформировалось лютеранское кладбище. К двухсотлетнему его юбилею и стартовала активная застройка погоста.
— Несколько лет назад мы задумали устроить подвал, стали вынимать землю и наткнулись на этот камень, обложенный вокруг плитами, — рассказывает Андрей Петрович. — Тут, там копнешь, вылезают фрагменты гробов, кости, черепа — всего семь насчитал. Я их сначала складывал там, во дворе у склепа… Но гости очень пугались, — со смущенной улыбкой поясняет хозяин. — Я батюшку пригласил, он окропил тут все святой водой, молитвы прочитал… Спрашивал у него, как правильно поступить с останками. Сказал, нужно предать земле. Ну вот я и собрал все в мешок, рядом в долине закопал, тоже святой водой окропили. Хотелось, чтоб по-людски все было.
О подвигах генерал-лейтенанта Фока в семье майора Наная знают, не первый год собирают о нем информацию, читают книги по истории этих мест. Особо дорожат монументальным исследованием «Петергофская дорога» — с автографом автора, председателя петербургского отделения ИКОМОС Сергея Горбатенко.
Еще в 2006-м он зашел сюда проведать тот самый склеп, о котором писал в своей книге: «Прямоугольная кирпичная постройка с двумя круглыми, забранными решетками окошками на фасаде, ранее увенчанная высоким барочным фронтоном, с черной, окованной железом дверью. Сооружение было буквально заполнено старинными гробами. Полуразрушенное, утратившее крышу и фронтон… Вскоре после революции склеп был вскрыт и разграблен. По свидетельству побывавшего здесь в 1922 г. очевидца, в гробах оказались трупы, подвергшиеся естественной мумификации. На стеллаже сохранялись два гроба с «мумиями» женщин, а к стене было прислонено тело военного в форме XVIII столетия! В 1926 г. склеп обследовала специальная экспедиция Русского музея. Под грудой обломков она обнаружила нетронутое грабителями тело в одежде пастора, а также гроб с останками неизвестного вельможи, одетого по моде середины XVIII в., с аннинской лентой на шее и александровской — через плечо».
Находки эти наделали много шуму. О них писали во всех газетах, поражая публику все новыми подробностями: у молодой женщины Петровской эпохи сохранились не только отделанное кружевом богатое платье, но и уложенные в пышную прическу рыжие волосы, и остатки лака на ногтях! А у мужчины держится выражение лица!..
«Мартышкинские мумии» стали так популярны, что даже вошли в фольклор. В комедии Алексея Толстого «Чудеса в решете» один из персонажей выговаривает владельцу кавказского кабачка за сомнительного вида цыпленка: «…Объясните мне, что это за мартышкинская мумия у меня на тарелке?»
Мумию военного перевезли в Киево-Печерскую лавру — для посрамления «поповских сказок» о нетленности исключительно святых подвижников. Две других (в том числе рыжеволосой женщины) отправили в Музей гигиены на Итальянской улице, откуда не так давно они были переданы в краеведческий музей города Ломоносова, где и стоят теперь в витрине.
«Редкая для петербургских окраин диковинка»
Еще в 1990 году стараниями Сергея Горбатенко (служившего тогда в КГИОП) оказавшийся на территории частного домовладения склеп был взят под государственную охрану, получил статус памятника. Но продолжал медленно ветшать. Наведавшись сюда шесть лет назад, Сергей Борисович встретил нынешнего весьма любезного хозяина, позволившего осмотреть участок и спуститься в подвал. Обнаруженный там надгробный камень Фока, как показалось тогда эксперту, мог быть использован при постройке дома в качестве какого-то несущего элемента здания. Уверенности в том, что здесь находится и сама могила генерала, тогда не было — камень ведь мог быть взят с нее и перемещен. Недавно, когда на заседании Общественного научно-экспертного совета обсуждался вопрос приуроченной к юбилею программы мониторинга и приведения в порядок захоронений героев войны 1812 года, Сергей Горбатенко поведал коллегам эту мартышкинскую историю. Меня она потрясла. Следование известному девизу «Будьте реалистами, требуйте невозможного» привело к возникновению плана: не мешкая отправиться на место и попытаться уговорить хозяина передать камень Фока, попутно занявшись поиском средств и технических возможностей для извлечения его наружу и воссоздания мемориала без ущерба для выросшего над ним дома. Сергей Борисович, поначалу выразив свойственный ему скепсис, довольно скоро выказал себя еще большим, нежели я, мечтателем.
Мы вместе отправились в Мартышкино, развивая по дороге все новые идеи. Исследователь Петергофского тракта настаивал на необходимости воздать должное не только генералу Фоку, но и в целом старинному кладбищу — аттестованному еще Александром Бенуа как «редкая для петербургских окраин диковинка». Здесь хоронили и рядовых граждан, и весьма знатных и выдающихся; высаживаемые тут деревья и цветы создавали вкупе с красивейшим природным ландшафтом редкую гармонию; настоящими шедеврами были и многие надгробные памятники и склепы (один из них, работы архитектора Воронихина, увы, не сохранился). По убеждению Сергея Горбатенко, необходимо очистить от мусора и самосева долину, с которой начинался некогда этот некрополь, обозначить его памятным знаком, отреставрировать склеп на участке Наная и где-то рядом определить место для мемориала Фока, по возможности воссоздав его надгробный памятник с использованием сохранившихся подлинных элементов.
Поездка принесла новые открытия. Во-первых, оказалось, что камень с могилы генерала вовсе не является частью фундамента или еще какого конструктивного звена.
Рабочие при дальнейшем обустройстве подвала совершенно безболезненно для здания сдвинули этот гранитный куб в сторону. Из более обстоятельного разговора с хозяином теперь можно с очень большой вероятностью полагать: сама могила Фока была именно тут, под полом. При наличии «политической воли» и средств можно получить дополнительные научные подтверждения, проведя экспертизу останков (Андрей Нанай показал нам место в долине, где закопал обнаруженные им останки нескольких человек).
Андрей Петрович готов расстаться с камнем и передать его для воссоздаваемого мемориала — вот только самим владельцам дома даже сдвинуть эту громаду весом более тонны не под силу.
Есть ли жизнь на кладбище?
Бродя по залитому солнцем, любовно обустроенному семьей Наная участке, то и дело натыкаешься на осколки могильных плит, фрагменты архитектурного убранства разных надгробий. Стоя на площадке перед склепом, где — судя по наличию мангала и музыкальных колонок — любят проводить досуг, любуясь видом на живописную долину и принимать гостей, я не могла не задать Андрею Петровичу вопрос:
— Ничто вас не беспокоит? Как вы уживаетесь с такой, мягко говоря, необычной надворной постройкой?
— Нет. Поначалу, конечно, когда мы узнали, что здесь было кладбище, стало немного не по себе. Но вы знаете, за все эти годы ни разу не было ничего такого мистического или жуткого. Стараемся бережно ко всему относиться, с уважением. Склеп мы почистили, накрыли шифером. Во время войны в нем, кстати, шесть семей жили, укрывались от обстрелов — так, во всяком случае, рассказывал один из старожилов. Вон, видите, следы на стене от осколков…
То ли день такой был по-весеннему радостный, то ли внутреннее одобрение вызывало весьма скромное (без всякой «новорусской» агрессии) бытование здесь семейства и исходящее от этих симпатичных людей ощущение лада — но и я, сколько ни прислушивалась к своим ощущениям, ничего сумрачного или враждебного не почувствовала. Как ни диковато прозвучит, но место это воспринималось удивительно живым, настоящим и дружелюбным. Создавалось впечатление, что хозяевам удалось найти с ним общий язык и здешние духи оказались весьма снисходительны к этим добропорядочным людям, пытающимся — раз уж так все случилось — улаживать дело миром, считаясь с таким соседством.
Проходя между куда более помпезными зданиями, выросшими рядом на старом кладбище, мы разговорились с одной из обитательниц внушительного коттеджа. Энергичная женщина в фетровой красной шляпке весело рассказала, что и на их двух участках старых надгробий — полно.
— Когда строились, то тут, то там выковыривали их. Очень старинные, фамилии все нерусские, какой-то генерал-аншеф XVIII века, еще «фон» не помню кто… Мы обращались в консульства Швеции и Финляндии. Думали, может, захотят потомков найти, заберут эти плиты и пристроят. Но там никакой заинтересованности не проявили, сказали, что такими вопросами не занимаются. Мы соседям предлагали. Одни сначала хотели взять, чтобы напилить мрамор на плитки и использовать в хозяйстве. Но потом передумали. Ну его, говорят, с могил все-таки…
— И где теперь все эти памятники?
— А обратно в землю закопали. Но точного места никто уже теперь не найдет, — видно, заподозрив в нас потенциальный источник ненужных ей хлопот, торопливо заверила дама. — Экскаваторы тут тонны земли переворотили, все смешалось.
Генерал Фок в ожидании приказа генерала Макарова
В рамках официальных юбилейных торжеств запланировано по стране много всякого. Например, реконструкция конного казачьего похода в Париж, через шесть европейских государств, по маршруту атамана Платова. Обещают еще фейерверки, дегустации дорогих французских вин. Едва не воплотили идею какого-то не долгого ума антиквара, предложившего рядом с Медным всадником установить памятник Милорадовичу. Меж тем деревянное надгробие генерал-губернатора, упокоенного в некрополе Александро-Невской лавры, нуждается в реставрации — в советские годы из дубовой доски выломали икону (помятый киот лежит в фондах Музея городской скульптуры). До сих пор не установлен исторический адрес «спасителя Петербурга» Петра Витгенштейна. Свою жизнь он окончил в приднестровском имении, где и был похоронен в семейном склепе. В 1930-е в нем разместили маслобойную машину. А перед началом Великой Отечественной прах фельдмаршала и его родных из склепа выбросили.
— Необходимо отставить погоню за мнимыми ценностями, все эти игры с ряжеными, штамповку новоделов и прочая, — убежден сопредседатель петербургского отделения ВООПИиК Александр Марголис. — Мы не должны забывать о нашем главном долге, долге перед памятью героев.
Эту позицию разделяют и в специальной рабочей группе, созданной под эгидой председателя КГИОП Александра Макарова для формирования петербургской программы подготовки к 200-летнему юбилею победы. Особое место в ней отводится приведению в порядок захоронений участников войны 1812 года.
Есть надежда, что генерал-лейтенант Макаров поддержит наши усилия, воздав должное и подвигам генерал-лейтенанта Фока.
Фото Евгении КИРПИЧНИКОВОЙ
Ближняя экспедиция в поселок Мартышкино, предпринятая исследователем Сергеем Горбатенко при участии «Новой», принесла немало удивительных открытий. И заставила еще раз задуматься о подлинном и мнимом, о духовном подвиге ушедших в вечность и нравственной чистоте наших современников.
О доблести, о подвигах, о славе
Отец, служивший при Екатерине II главным садовником придворного ведомства, определил его в Коллегию иностранных дел. Но тот, вопреки воле родителя, поступил на военную службу и в 17 лет был зачислен сержантом в бомбардирский полк. Участвовал — «с отличною храбростью» — в осаде и взятии Очакова. Бился со шведами, «причем был ранен пулею в ногу, но, не покидая сражения, мужественно прикрывал затем отступление отряда, за что был произведен в капитаны и награжден орденом Св. Георгия IV ст.». При усмирении польского мятежа, во время взятия Вильны, «был снова ранен — пулею в бок».
В годы правления Павла I «за недонесение императору об арестованном офицере» был отправлен в отставку. По вступлении на престол Александра I вновь зачислен на военную службу. В сражениях с французами 1807 года «за отличие и распорядительность» получил орден Cв. Георгия III ст. В битве при Гейльсбергских высотах, «в которой был опасно ранен в грудь и руку, он с особенным мужеством руководил огнем командуемой им артиллерии и предводительствовал атакою конного полка против неприятеля, за что был награжден орденами Cв. Владимира II ст. и прусским Красного Орла I ст.». В войне 1812 года участвовал в сражениях «за отличие в деле под Полоцком против войск французского генерала Корбино произведен в генерал-лейтенанты». Дошел до Кенигсберга, где по болезни вынужден был оставить армию. В декабре 1819 г. вышел в отставку «за ранами, с мундиром и полным пенсионом».
Это выдержки из послужного списка генерал-лейтенанта Александра Борисовича Фока. Не ищите его надгробия в пантеоне героев. Массивный камень с могилы генерала стоит в подвале частного дома на краю поселка Мартышкино. Оглядевшись среди сложенных досок, строительных инструментов, нагромождения коробок и банок с краской, замечаешь и другие фрагменты надгробия: вот перевернутая гранитная капитель подпирает балку, чуть поодаль лежит на боку кусок колонны. Мысленно прилаживаешь одну деталь к другой — даже без недостающих элементов этого каменного пазла складывается вполне цельный облик надгробного памятника. Надпись на нем сохранила отчетливость: имена, даты жизни и смерти самого генерала, его супруги, пережившей мужа на 15 лет, и десятимесячной их внучки, дочери гвардии полковника Фока (служившего в уланском полку и умершего в турецкую кампанию 1829 года «от раны и лихорадки»).
Обагренные своей кровью строки впишут в историю ратной славы России многие представители этой дворянской голштинской фамилии, обретшей здесь новую родину еще при Елизавете Петровне. Старший брат нашего героя Борис Борисович Фок, тоже генерал-лейтенант, сражался с турками, шведами, поляками и французами. Отличился в боях под Витебском и Смоленском. При Бородине водил в атаку три гренадерских полка, ходил в рукопашную. Командовал с отличием пехотной дивизией под Тарутином и Малоярославцем. Награжден орденами Св. Георгия III ст., Св. Владимира II ст., Св. Анны I ст. с алмазами, тремя иностранными орденами, золотой шпагой «За храбрость» с бриллиантами. Как и младший его брат, ушел в отставку «за болезнью, с мундиром». А его сын, генерал-майор Борис Фок, погибнет в 1845-м на Кавказе, в ходе Даргинской экспедиции.
Обиталище мумий
Хозяин дома, под полом которого оказался теперь надгробный камень с могилы А. Б. Фока, тоже офицер — майор Андрей Петрович Нанай, за плечами 30 лет службы. Дачу эту в Мартышкине купил в 1999-м. Не зная, что выстроена она буквально на костях — с 1750 года тут стояла кирха, вокруг которой сформировалось лютеранское кладбище. К двухсотлетнему его юбилею и стартовала активная застройка погоста.
— Несколько лет назад мы задумали устроить подвал, стали вынимать землю и наткнулись на этот камень, обложенный вокруг плитами, — рассказывает Андрей Петрович. — Тут, там копнешь, вылезают фрагменты гробов, кости, черепа — всего семь насчитал. Я их сначала складывал там, во дворе у склепа… Но гости очень пугались, — со смущенной улыбкой поясняет хозяин. — Я батюшку пригласил, он окропил тут все святой водой, молитвы прочитал… Спрашивал у него, как правильно поступить с останками. Сказал, нужно предать земле. Ну вот я и собрал все в мешок, рядом в долине закопал, тоже святой водой окропили. Хотелось, чтоб по-людски все было.
О подвигах генерал-лейтенанта Фока в семье майора Наная знают, не первый год собирают о нем информацию, читают книги по истории этих мест. Особо дорожат монументальным исследованием «Петергофская дорога» — с автографом автора, председателя петербургского отделения ИКОМОС Сергея Горбатенко.
Еще в 2006-м он зашел сюда проведать тот самый склеп, о котором писал в своей книге: «Прямоугольная кирпичная постройка с двумя круглыми, забранными решетками окошками на фасаде, ранее увенчанная высоким барочным фронтоном, с черной, окованной железом дверью. Сооружение было буквально заполнено старинными гробами. Полуразрушенное, утратившее крышу и фронтон… Вскоре после революции склеп был вскрыт и разграблен. По свидетельству побывавшего здесь в 1922 г. очевидца, в гробах оказались трупы, подвергшиеся естественной мумификации. На стеллаже сохранялись два гроба с «мумиями» женщин, а к стене было прислонено тело военного в форме XVIII столетия! В 1926 г. склеп обследовала специальная экспедиция Русского музея. Под грудой обломков она обнаружила нетронутое грабителями тело в одежде пастора, а также гроб с останками неизвестного вельможи, одетого по моде середины XVIII в., с аннинской лентой на шее и александровской — через плечо».
Находки эти наделали много шуму. О них писали во всех газетах, поражая публику все новыми подробностями: у молодой женщины Петровской эпохи сохранились не только отделанное кружевом богатое платье, но и уложенные в пышную прическу рыжие волосы, и остатки лака на ногтях! А у мужчины держится выражение лица!..
«Мартышкинские мумии» стали так популярны, что даже вошли в фольклор. В комедии Алексея Толстого «Чудеса в решете» один из персонажей выговаривает владельцу кавказского кабачка за сомнительного вида цыпленка: «…Объясните мне, что это за мартышкинская мумия у меня на тарелке?»
Мумию военного перевезли в Киево-Печерскую лавру — для посрамления «поповских сказок» о нетленности исключительно святых подвижников. Две других (в том числе рыжеволосой женщины) отправили в Музей гигиены на Итальянской улице, откуда не так давно они были переданы в краеведческий музей города Ломоносова, где и стоят теперь в витрине.
«Редкая для петербургских окраин диковинка»
Еще в 1990 году стараниями Сергея Горбатенко (служившего тогда в КГИОП) оказавшийся на территории частного домовладения склеп был взят под государственную охрану, получил статус памятника. Но продолжал медленно ветшать. Наведавшись сюда шесть лет назад, Сергей Борисович встретил нынешнего весьма любезного хозяина, позволившего осмотреть участок и спуститься в подвал. Обнаруженный там надгробный камень Фока, как показалось тогда эксперту, мог быть использован при постройке дома в качестве какого-то несущего элемента здания. Уверенности в том, что здесь находится и сама могила генерала, тогда не было — камень ведь мог быть взят с нее и перемещен. Недавно, когда на заседании Общественного научно-экспертного совета обсуждался вопрос приуроченной к юбилею программы мониторинга и приведения в порядок захоронений героев войны 1812 года, Сергей Горбатенко поведал коллегам эту мартышкинскую историю. Меня она потрясла. Следование известному девизу «Будьте реалистами, требуйте невозможного» привело к возникновению плана: не мешкая отправиться на место и попытаться уговорить хозяина передать камень Фока, попутно занявшись поиском средств и технических возможностей для извлечения его наружу и воссоздания мемориала без ущерба для выросшего над ним дома. Сергей Борисович, поначалу выразив свойственный ему скепсис, довольно скоро выказал себя еще большим, нежели я, мечтателем.
Мы вместе отправились в Мартышкино, развивая по дороге все новые идеи. Исследователь Петергофского тракта настаивал на необходимости воздать должное не только генералу Фоку, но и в целом старинному кладбищу — аттестованному еще Александром Бенуа как «редкая для петербургских окраин диковинка». Здесь хоронили и рядовых граждан, и весьма знатных и выдающихся; высаживаемые тут деревья и цветы создавали вкупе с красивейшим природным ландшафтом редкую гармонию; настоящими шедеврами были и многие надгробные памятники и склепы (один из них, работы архитектора Воронихина, увы, не сохранился). По убеждению Сергея Горбатенко, необходимо очистить от мусора и самосева долину, с которой начинался некогда этот некрополь, обозначить его памятным знаком, отреставрировать склеп на участке Наная и где-то рядом определить место для мемориала Фока, по возможности воссоздав его надгробный памятник с использованием сохранившихся подлинных элементов.
Поездка принесла новые открытия. Во-первых, оказалось, что камень с могилы генерала вовсе не является частью фундамента или еще какого конструктивного звена.
Рабочие при дальнейшем обустройстве подвала совершенно безболезненно для здания сдвинули этот гранитный куб в сторону. Из более обстоятельного разговора с хозяином теперь можно с очень большой вероятностью полагать: сама могила Фока была именно тут, под полом. При наличии «политической воли» и средств можно получить дополнительные научные подтверждения, проведя экспертизу останков (Андрей Нанай показал нам место в долине, где закопал обнаруженные им останки нескольких человек).
Андрей Петрович готов расстаться с камнем и передать его для воссоздаваемого мемориала — вот только самим владельцам дома даже сдвинуть эту громаду весом более тонны не под силу.
Есть ли жизнь на кладбище?
Бродя по залитому солнцем, любовно обустроенному семьей Наная участке, то и дело натыкаешься на осколки могильных плит, фрагменты архитектурного убранства разных надгробий. Стоя на площадке перед склепом, где — судя по наличию мангала и музыкальных колонок — любят проводить досуг, любуясь видом на живописную долину и принимать гостей, я не могла не задать Андрею Петровичу вопрос:
— Ничто вас не беспокоит? Как вы уживаетесь с такой, мягко говоря, необычной надворной постройкой?
— Нет. Поначалу, конечно, когда мы узнали, что здесь было кладбище, стало немного не по себе. Но вы знаете, за все эти годы ни разу не было ничего такого мистического или жуткого. Стараемся бережно ко всему относиться, с уважением. Склеп мы почистили, накрыли шифером. Во время войны в нем, кстати, шесть семей жили, укрывались от обстрелов — так, во всяком случае, рассказывал один из старожилов. Вон, видите, следы на стене от осколков…
То ли день такой был по-весеннему радостный, то ли внутреннее одобрение вызывало весьма скромное (без всякой «новорусской» агрессии) бытование здесь семейства и исходящее от этих симпатичных людей ощущение лада — но и я, сколько ни прислушивалась к своим ощущениям, ничего сумрачного или враждебного не почувствовала. Как ни диковато прозвучит, но место это воспринималось удивительно живым, настоящим и дружелюбным. Создавалось впечатление, что хозяевам удалось найти с ним общий язык и здешние духи оказались весьма снисходительны к этим добропорядочным людям, пытающимся — раз уж так все случилось — улаживать дело миром, считаясь с таким соседством.
Проходя между куда более помпезными зданиями, выросшими рядом на старом кладбище, мы разговорились с одной из обитательниц внушительного коттеджа. Энергичная женщина в фетровой красной шляпке весело рассказала, что и на их двух участках старых надгробий — полно.
— Когда строились, то тут, то там выковыривали их. Очень старинные, фамилии все нерусские, какой-то генерал-аншеф XVIII века, еще «фон» не помню кто… Мы обращались в консульства Швеции и Финляндии. Думали, может, захотят потомков найти, заберут эти плиты и пристроят. Но там никакой заинтересованности не проявили, сказали, что такими вопросами не занимаются. Мы соседям предлагали. Одни сначала хотели взять, чтобы напилить мрамор на плитки и использовать в хозяйстве. Но потом передумали. Ну его, говорят, с могил все-таки…
— И где теперь все эти памятники?
— А обратно в землю закопали. Но точного места никто уже теперь не найдет, — видно, заподозрив в нас потенциальный источник ненужных ей хлопот, торопливо заверила дама. — Экскаваторы тут тонны земли переворотили, все смешалось.
Генерал Фок в ожидании приказа генерала Макарова
В рамках официальных юбилейных торжеств запланировано по стране много всякого. Например, реконструкция конного казачьего похода в Париж, через шесть европейских государств, по маршруту атамана Платова. Обещают еще фейерверки, дегустации дорогих французских вин. Едва не воплотили идею какого-то не долгого ума антиквара, предложившего рядом с Медным всадником установить памятник Милорадовичу. Меж тем деревянное надгробие генерал-губернатора, упокоенного в некрополе Александро-Невской лавры, нуждается в реставрации — в советские годы из дубовой доски выломали икону (помятый киот лежит в фондах Музея городской скульптуры). До сих пор не установлен исторический адрес «спасителя Петербурга» Петра Витгенштейна. Свою жизнь он окончил в приднестровском имении, где и был похоронен в семейном склепе. В 1930-е в нем разместили маслобойную машину. А перед началом Великой Отечественной прах фельдмаршала и его родных из склепа выбросили.
— Необходимо отставить погоню за мнимыми ценностями, все эти игры с ряжеными, штамповку новоделов и прочая, — убежден сопредседатель петербургского отделения ВООПИиК Александр Марголис. — Мы не должны забывать о нашем главном долге, долге перед памятью героев.
Эту позицию разделяют и в специальной рабочей группе, созданной под эгидой председателя КГИОП Александра Макарова для формирования петербургской программы подготовки к 200-летнему юбилею победы. Особое место в ней отводится приведению в порядок захоронений участников войны 1812 года.
Есть надежда, что генерал-лейтенант Макаров поддержит наши усилия, воздав должное и подвигам генерал-лейтенанта Фока.
Татьяна ЛИХАНОВА
Фото Евгении КИРПИЧНИКОВОЙ