Чего хочет интеллигенция, того хочет бог

На днях, поднимаясь от Кремля по Тверской, заглянул в храм, где служит настоятелем один очень известный столичный священник. Утренняя служба уже перевалила на вторую половину, уже пропели «вечную память» погибшим в Южной Осетии и кто-то из местного клира, высокий и сосредоточенный, прошел по церкви с кадилом, кланяясь иконам и распространяя остро-сладкий запах благовоний. Прихожане, собравшиеся у алтаря, выглядели очень обычными — никаких намеков на принадлежность к московской интеллектуальной элите, которая одна якобы и ходит слушать настоятеля, я в них не заметил. Все как всегда, как сто и двести лет назад: маленькая крипта, окруженная равнодушным и даже враждебным имперским городом, все те же «лбы молящихся, ризы и старух шушуны свечек пламенем снизу слабо озарены…»
Я подоспел вовремя: настоятель как раз вышел к алтарю, чтобы читать проповедь. Он был худеньким, седеньким и при этом весь светился, как светятся иногда старые церковные батюшки, отслужившие при своих приходах десятки лет и впитавшие то мягкое золотистое свечение, которое, как виноградное вино, стоит не шелохнувшись в каждом православном храме.
— Время империй прошло, — сказал священник ясным молодым голосом. — Те, кто думают иначе, ввергают мир в огромную опасность. Распад Советского Союза не был трагедией. Наоборот, он был огромным благом — потому что бескровно перестало существовать мощнейшее атеистическое государство, которое отреклось от Бога и собственного предначертания.
Я взглянул на прихожан, которые все так же тихо продолжали стоять у алтаря (лишь придвинулись поближе), и поймал себя на мысли, что речи здешнего настоятеля звучат слишком смело, если не дерзко для сегодняшнего времени. Как-то незаметно мы дожили до той поры в становлении нашей «молодой демократии», когда священник, осуждающий мертвую атеистическую империю, выглядит чуть ли не крамольником и диссидентом, и наоборот: человек в рясе, поющий дифирамбы твердой руке и порядку, считается истинно православным.
— Это распространенная ошибка, — продолжал настоятель, — смешивать самодержавие с православием и освящать одно другим. В Библии нет указания на то, что царская власть происходит от Бога. В Книге Царств сказано: возьмет царь ваших юношей, чтобы приставить их к колесницам, возьмет ваши земли, чтобы раздать своим слугам… Бог говорит пророку Самуилу, который передает часть своей власти первому израильскому царю Саулу: «Это не тебя они отвергли, но отвергли Меня, чтобы Я не царствовал над ними».
Прихожане слушали своего настоятеля, как будто он рассказывал что-то давно известное, затверженное еще с ветхозаветных времен, когда людям было очевидно, что государство не может подменять собой Бога, что ему нельзя поклоняться как идолу, а можно принимать лишь как неизбежное зло, которое необходимо, чтобы «сохранить народ, обессиленный раздорами». А можно и не принимать — если государство само становится источником раздоров. Тем более, когда дело доходит до юношей и колесниц.
— Самое счастливое время для русской православной церкви, — говорил проповедник, — выпало на те полгода, которые отделяют февраль 1917 года от октября. Именно тогда, после столетий церковной несвободы, был созван Поместный собор и снова учреждено патриаршество. Но потом к власти пришли большевики, и страна вернулась к тоталитаризму. А в тоталитарном государстве власть либо уничтожает церковь, либо делает ее рупором своей пропаганды.
Было немного странно, что все это говорится в каких-то двух кварталах от Кремля, где думают совсем другую думу и совсем иначе трактуют историю, в том числе церковную. И в то же время это было здорово — слушать такие речи в сердце самодержавно-самодовольной Москвы. Священник тем временем заключал своим отчетливым, хотя и негромким голосом:
— Мы знаем из истории: там, где нет духовной свободы, случаются революции. Вот захотела русская интеллигенция — и не стало крепостного права. Захотела — и не стало самодержавия. Поссорилась с советской властью — и не стало советской власти…
От себя добавлю: захочет русская интеллигенция — и не будет… сами знаете чего. Аминь.

Валерий БЕРЕСНЕВ