Уважаемые читатели! По этому адресу находится архив публикаций петербургской редакции «Новой газеты».
Читайте наши свежие материалы на сайте федеральной «Новой газеты»

Две могилы рядом: Леонида и Лёни

21 июня 2018 23:53 / Общество

Новые захоронения десантников появляются на кладбищах Пскова и в 2018 году. Их уже не прячут, но родные погибших еще больше, чем прежде, боятся говорить.

Четыре года назад, в августе 2014-го, безымянные могилы на кладбищах Пскова рассказали всему миру, что на Украине воюют не только шахтеры на военторговских танках. Там стреляют и погибают кадровые военные, в их числе бойцы элитной 76-й гвардейской десантно-штурмовой дивизии. Но до сих пор непонятно: эти люди исполняли воинский долг или совершали преступление, о котором стыдно рассказать их детям? И до сих пор вдовы и матери отказываются говорить о героях.

Кладбище в деревне Выбуты под Псковом, где побывала «Новая» в августе 2014-го, с тех пор изменилось. Тогда в глаза сразу бросались свежие безымянные могилы, будто вынесенные за ограду погоста. Немногословные люди в камуфляжке и голубых беретах по приказу командиров поснимали с крестов таблички с именами и датами, а с траурных венков посрывали ленты. Чтобы никто не догадался, что под этими песчаными холмиками они тайно закопали своих однополчан.


«Нас там нет» – и точка. «В нашей десантно-штурмовой бригаде все живы и здоровы», – утверждал командующий ВДВ (ныне депутат Госдумы) генерал Владимир Шаманов. Десантники скрипели зубами, пили водку, закусывая булкой с помидорами, но выполняли приказ – копали, срывали, скрывали «живых и здоровых» убитых друзей.


Напомним, что информацию о гибели российских десантников под Луганском в августе 2014-го первыми выплеснули украинские соцсети. Наше Минобороны взялось это яростно опровергать, а гибель кадровых военных засекречивать.

«У нас многие были уверены, что десантников торжественно похоронят на большом кладбище в Орлецах, – вспоминает корреспондент газеты «Псковская губерния» Алексей Семенов. – Там есть Аллея десантников, где похоронены бойцы знаменитой 6-й роты. Но мы стали узнавать, и выяснили, что хоронить будут точно не там».

И вот прошло без малого четыре года. Я снова приехала на кладбище в Выбуты – и с трудом нашла могилы десантников. На местах прежних песчаных холмиков и безымянных крестов – монументальные стелы из черного гранита с вычурной гравировкой: имена, даты, портреты в полный рост, стихи, символика десанта. Словно больше никто ничего не скрывает.

Леонид и Лёня

Самый высокий памятник – его видно издалека – на могиле Леонида Кичаткина. И за этой же оградкой есть еще один, поменьше, с белой статуей ангела. Рядом сидит большой плюшевый бегемот. На плите написано, что здесь тоже похоронен Леонид Кичаткин. В августе 2014-го Оксана Кичаткина ждала ребенка. Она была на восьмом месяце. Мальчик родился после гибели отца и прожил совсем немного. Его назвали Лёней – в честь папы. И рядом с папой похоронили.

Фото: Ирина Тумакова

Семья Кичаткиных могла бы стать символом того безумия, что устроили четыре года назад власти вокруг гибели десантников. И того кошмара, что пережили их близкие. О похоронах мужа, напомним, Оксана Кичаткина написала на своей странице в соцсети. Она назвала дату и место и оставила свой номер телефона. Запись была сделана 23 августа 2014-го. А уже 24-го по номеру Оксаны мне отвечал, похохатывая, звонкий женский голос: «Леонид Юрич жив, рядом сидит со мной, пьет кофе. У нас котлеты на обед и картошка – пюре. Празднуем крестины дочери. А страницу мою взломали». Не переставая радостно смеяться, «Оксана» охотно передавала трубку «мужу». И нетрезвый мужской голос подтверждал, что да – он и есть Лёня Кичаткин, живой и здоровехонький… Двумя днями позже я стояла на кладбище в Выбутах, где в тот момент еще не успели сбить таблички, и смотрела на дату гибели Кичаткина – 20 августа. И думала: каким бы словом назвать людей, которые заставили врать и хихикать женщину, только что потерявшую мужа?..

За четыре года Оксана Кичаткина не поменяла номер телефона. Только теперь мне ответил совсем другой голос. Низкий, чуть хрипловатый.

«Пожалуйста, больше не звоните, я не хочу об этом говорить», – медленно произнесла Оксана и повесила трубку.


Она не врала и не притворялась четыре года назад. Просто те самые люди, которым стоило бы подобрать название, отняли у нее телефон, чтоб на звонки вместо вдовы отвечала развеселая бабенка с пьяным мужиком.


В псковской военно-мемориальной компании «Новой» рассказали, что помпезный памятник, который теперь стоит на могиле ее мужа, оплатило Министерство обороны. Правда, компенсация на похороны семьям бывших военных не должна превышать 32 тысяч рублей, а стоимость огромной стелы с гравировками с обеих сторон, по словам сотрудников похоронной конторы, – около ста тысяч. Но само по себе участие Минобороны косвенно может подтверждать: Леонида Кичаткина, погибшего в августе 2014-го, ведомство «своим» признало. Потому что пособие полагается только ветеранам с 20-летним стажем службы и участникам боевых действий. Кичаткин родился в 1984 году. В каких боевых действиях он мог успеть поучаствовать по приказу Родины до 2014 года – можно лишь гадать.

Никто ничего не скрывает?

В августе 2014-го, когда Минобороны пыталось умолчать и о гибели этих военных, и о том, как они вообще оказались там, где погибли, «Новая» обнаружила могилы двоих десантников на Крестовском кладбище в черте Пскова, еще троих – в деревне Выбуты. Майор ВДВ, отец одного из них, проговорился, что сына убили в бою под Луганском. Псковский депутат-яблочник Лев Шлосберг направил запрос главному военному прокурору Сергею Фридинскому, и стали известны имена двенадцати «военнослужащих, проходящих службу в войсковых частях, дислоцированных на территории Псковской области», погибших «вне мест постоянной дислокации». По крохам «Псковская губерния», которую издает Шлосберг, собирала сведения об этих людях. Но их близкие, как правило, от журналистов шарахались. Кто-то прямо объяснял, что их «предупредили, чтоб молчали». Кто-то соглашался рассказать о сыне или внуке, а потом перезванивал и уверял, что все перепутал, что погиб однофамилец.

Фото: Ирина Тумакова

Но теперь в Выбутах на могилах Александра Осипова и Сергея Волкова, похороненных рядом с Леонидом Кичаткиным, тоже не безымянные кресты, а гранитные памятники. С портретами, на которых аккуратно выписаны знаки различия. Дата смерти Осипова – та же, что у Кичаткина: 20 августа 2014 года. Ему было 20 лет. На портрете он тоже в форме десантника и на фоне неба с парашютами. Поверх каменной крошки лежит голубой берет. В каких боевых действиях, кроме Донбасса, мог поучаствовать этот мальчик, чтоб его семья получила от Минобороны компенсацию? А Сергей Волков, служивший в спецназе ГРУ и погибший в июле 2014-го, в 28 лет?

Похожий памятник установлен и на могиле Василия Герасимчука на Крестовском кладбище: на лицевой стороне – молодой человек в костюме с галстуком, похожий скорее на ботаника. На обороте – бравый десантник в погонах сержанта и с медалями. Герасимчуку было 27 лет. Он тоже погиб в августе 2014-го. Здесь, повторим, уже никто будто бы ничего и не скрывает. Почему же тогда до сих пор близкие этих людей не хотят говорить?

По странице Оксаны Кичаткиной в соцсети можно понять, что она изо всех сил старается начать новую жизнь, абстрагироваться от прошлого. Но точно так же, как она, на звонки журналистов реагируют и другие вдовы и матери. И можно бы было решить, что им еще слишком больно обсуждать эту тему. Но говорить отказываются даже те, чьи мужья и сыновья благополучно вернулись из «командировки». Снежанна Семакина в 2014 году просила нас помочь в поисках сына, вдруг переставшего звонить домой, а теперь бросила трубку, едва услышав слово «корреспондент». Елена Баранова только сказала, что сын дома, уволился со службы, теперь все хорошо. Ольга Алексеева в августе 2014-го тоже пыталась понять, что с мужем, поэтому тогда согласилась встретиться с «Новой». Теперь вспоминает об этом с ужасом.

«Вы не представляете, какие были неприятности из-за разговора с вами и у меня, и у мужа, – вздохнула Ольга по телефону. – Слава богу, хоть не уволили его. Но говорить я больше ничего не буду».


И в Выбутах, и на Крестовском кладбище уже появились новые могилы военных. Среди них есть совсем свежие, с временными табличками. Всеволод Смирнов погиб в декабре 2016-го, ему было 26 лет. На фото он в камуфляже на фоне синего-синего моря. А что случилось в январе 2017-го с Владимиром Стеценко?


Есть пока только фото военного, завернутое в пластиковую папку и приколотое синими канцелярскими кнопками к деревянному кресту. Может быть, сейчас кто-нибудь из военного начальства прочитает это и велит убрать даже кнопки. На третьем кресте надпись наполовину выцвела, хоть и сделана совсем недавно: «Григоров Николай Михайлович. 10.01.1985–06.03.2018». И опять фотография десантника, а сверху еще голубой берет. Надет на рамку набекрень, как носит десантура. Где гибли псковские десантники в марте этого года? К могиле прислонены венки с гербами, звездами и черными лентами. На одной надпись: «Прапорщику Григорову Николаю Михайловичу, героически погибшему в авиакатастрофе 6 марта 2018 г.». В тот день разбился грузовой АН-26 над российской базой Хмеймим в Сирии. Погибли 39 человек.

Фото: Ирина Тумакова

Но в августе 2015-го наших войск еще не было в Сирии. Во всяком случае официально. На могиле Романа Михайлова выбиты строчки: «Ты погиб за Родину, значит, ты герой. Мы любим, помним и гордимся тобой». На форуме призывников Романа Михайлова называют командиром 2-го десантно-штурмового батальона ВДВ. Ему было 38 лет.

Один жетон и два имени

Леонид Кичаткин, Сергей Волков, Александр Осипов, Василий Герасимчук и другие военные, погибшие в августе-сентябре 2014 года, смогли получить посмертные воинские почести, а их семьи – хоть какие-то компенсации от Минобороны. Но о тех, кто погибал в Донбассе потом, мы можем вообще ничего не узнать. Их близкие не получат даже похоронные 32 тысячи. Эти люди стали фантомами. Об этом «Новой» рассказал Лев Шлосберг. Депутат-яблочник чуть ли не единственный в этом военно-патриотическом городе, кто пытается защитить права семей погибших.

«Когда действующие воинские подразделения понесли потери на Украине, когда масштаб этих потерь оказался значителен, стало понятно: невозможно скрыть информацию о том, что люди погибли именно в статусе действующих военнослужащих Российской Федерации, – говорит Шлосберг. – Неважно, какие это были подразделения – специально созданные, временные, но служили в них действующие российские военные. Это означает прямую юридическую ответственность государства за всё: за нахождение военнослужащих за пределами страны, за боевые действия вне ее границ, за всё, в чем эти военные участвовали. И когда они убивали, и когда их убивали, потому что гибель российского гражданина – факт, по которому должно возбуждаться уголовное дело. То есть с какой стороны ни посмотри – речь идет о преступлениях».

Фото: Ирина Тумакова

И с осени 2014-го власть поменяла тактику: из кадровых военных стали формировать так называемые вооруженные силы «ДНР» и «ЛНР» и казачьи воинские части, защищающие Новороссию. Этим людям и их семьям в случае гибели Россия не должна ничего, формально они добровольцы и Министерству обороны не подчиняются.

«Разными способами – по окончании срока или досрочно – с военнослужащими прерывали контракты, – продолжает Лев Маркович. – Это делалось формально законно. Но дальше военные переходили границу и черту закона одновременно и начинали участвовать в боевых действиях за пределами Российской Федерации. То есть совершали преступление, предусмотренное уголовной статьей о наемничестве».

Для пущей надежности и секретности нужно было уничтожить личности военных.

«Поэтому стали практиковать технику сокрытия личностей тех, кто участвовал в боевых действиях, – объясняет Шлосберг. – Даже если они воевали в составе «иных» формирований, то есть не подразделений Минобороны. Контракты могли подписываться под псевдонимами; фамилия, имя и отчество в документе стояли вымышленные. Единственным материальным доказательством личности служил жетон. Подлинное имя в связке с жетоном – это закрытый документ, который находится в руках у реальных руководителей воинской части. То есть у человека есть один жетон и два имени: подлинное и вымышленное. Под вымышленными именами люди лечились в госпиталях – и в Петербурге, и в Ростове-на-Дону. Если вдруг кто-то заинтересуется списками военнослужащих, проходивших лечение в конкретных госпиталях, то там не будет фамилий реальных граждан Российской Федерации. Будут вымышленные имена, даты рождения и характер ранения, который скрыть невозможно. Но сам человек в этом списке – фантом».