Юное лицо бунта
В воскресенье почти сто городов России вышло на митинги. И Петербург не был исключением, несмотря на непогоду. Эта акция протеста поражает не только своей массовостью, но и лицами – очень молодыми. Умудренные жизнью взрослые с изумлением поняли, что и «хипстер негодовать умеет». «Новая» расспросила участников митинга, как все было и зачем.
Антон, 18 лет
«Лет с 16 я начал подписываться на независимые паблики о расследованиях и коррупции. Не думал, что выйду на митинг так скоро. Раньше не делал этого – боялся, что у родителей будут проблемы», – рассказывает парень.
Антон учится в престижном вузе, свободно владеет английским, немного знает китайский. Он, что называется, социально отзывчив: был волонтером, ждал совершеннолетия, чтобы стать донором. Отец знал о планах сына и воспринял это без энтузиазма, но сын совершеннолетний, знает, что делать.
«Самое малое, что я мог сделать, – выйти и показать, что есть люди, мыслящие иначе. Власть должна это видеть, а единомышленники должны понимать, что они не одни. Почему власть молчит? Яхты, виллы у одних – бедность у других…» – возмущается Антон.
Сам Антон не из бедной семьи. Он приехал в Петербург c Урала, учится платно и не производит впечатления «жертвы коррупции», однако именно это глобальное явление возбудило его протест. Антон серьезен, открыт, рассудителен, прагматичен.
«Мне кажется, тем, кто старше, не хочется бороться, – размышляет он. – Молодые понимают: им в этой стране жить, от них многое зависит».
На митинг он решился после призыва Алексея Навального, которого, кстати, кумиром не считает. Не все сверстники разделяют взгляды Антона. Многим, по его мнению, кажется, что ничего нельзя изменить, потому за политикой не следят. Но много и неравнодушных – тех, кто поддерживал ребят в отделе полиции, писал, приносил еду. Антон искренно признается, что боялся выходить: не знал, чего ждать от властей. Когда ОМОН взял парня в кольцо на площади Восстания, он написал родителям и снял видео.
«Когда ты не один, видишь поддержку, не страшно. Я не готовился к митингу, только сделал уточку из картона и прикрепил к куртке. Боялся разъяренных людей и провокаторов, но ни драк, ни криков не было».
Антон вспоминает, что на Восстания толпа разбилась на ручейки, люди стали расходиться и нырять в переходы. На площади стояли автозаки. Антон хотел перейти к Московскому вокзалу по пешеходному переходу. Вдруг – вопли, толпа побежала обратно. «Я услышал крики омоновцев: «Берем их в кольцо!» ОМОН начал бить людей без разбору дубинками. Я стоял у стены – меня выхватили. Вели себя они грубо: кричали, матерились».
«Мое отношение к власти после задержания стало еще хуже, – рассказывает Антон, – из-за понимания того, как действует полицейская, законодательная и судебная система. Омоновцы избивали людей, протоколы в полиции заполняются под копирку и с ошибками. Я позвонил дежурному прокурору – он принял жалобу, и на этом разговор закончился».
На вопрос, где он видит свое будущее, Антон отвечает прямо: не знает. Говорит, не хотел бы жить в России, но все может измениться: «В России власть удерживается в одних руках, да и люди в России неискренние, закрытые, недовольные, но не готовые что-либо изменить. Как будто злые на весь мир. Мне кажется, у меня нет любви к стране, привязанности к России. Но вышел я на митинг отстаивать не столько свои интересы, сколько будущее сограждан».
Денис, 23 года
У Дениса неоконченное высшее образование, работает в архиве транспортной компании. О митинге узнал из соцсетей, читал «про Димона». Ноль реакции от властей подтолкнуло его на протест. Говорит, что это его сигнал власти: «Наиболее активные граждане хотят жить в честной стране». Для Дениса это первый митинг: страха не было, заводило возмущение из-за нарушения справедливости. Вышел без плаката, скандировал речовки о воровстве. Уточняет, что в момент задержания молчал.
«Я приехал на Марсово поле к двум часам, – рассказывает парень. – И был до конца акции с митингующими. Около шести меня увезли в 33-й отдел полиции. На площади Восстания забирали каждого случайного, когда толпа уже расходилась, тех, кто попал в оцепление ОМОНа. Нас выхватывали и сажали в автозаки. Протокол не оформляли, с нами не разговаривали, ничего не объясняли. Омоновцы доставили в отделение и уехали. Полицейские, которые не видели прошедшего, оформляли рапорты как очевидцы. Когда прошло три часа и мы напомнили, что нас пора отпустить, реакция была агрессивной. Держали в подвале нас примерно до полуночи, потом перевели в какую-то комнату, дали протоколы (ч. 5 ст. 20.2 АК)».
«Позвонить родным не препятствовали, – объясняет молодой человек, – но журналистов и правозащитников не пустили. Я вышел на свободу в 0.30».
Виктор, 21 год
Окончил бакалавриат Горного университета, подрабатывает в дизайнерской мастерской. Это его четвертый митинг. Он социал-демократ, убежденный атеист.
«Мы требуем ответов, ответов нет – мы идем дальше, собираемся снова, – рассказывает он. – Никакого бунта не предусматривалось, лишь желание крикнуть настолько громко, чтобы СМИ не могли молчать. Большинство друзей отказались участвовать из-за угрозы задержания. Из друзей были всего 5–6 человек, но о том, что они тоже пришли, я узнал позже».
Виктор был сначала на Марсовом поле, потом с толпой пошел на Дворцовую, скандируя: «Требуем ответов!», дальше – по Невскому до площади Восстания, где всех и разогнали. На Восстания Виктор планировал сесть в метро, но заметил, что через дорогу стоит оцепление ОМОНа. Толпа скандировала: «Позор!»
«Когда я и еще несколько людей подошли к оцеплению с вопросами, за что их задержали, ответа не последовало, – вспоминает парень. – В это время вокруг нас сомкнулось второе кольцо оцепления, а народ начали разгонять.
«В оцеплении первой идеей было всем взяться под руки, однако после этого омоновцы начали без разбору применять дубинки и хватать за ноги. После того как двух парней жестко побили, решили не сопротивляться».
«В автозаке было 22 человека. Нас возили час, с одной остановкой на перекур сотрудников, на вопросы о том, куда нас везут, не отвечали, перешучивались, что нам нужно было руки перевязать как рабам, чтоб страшно было рот открывать. В 33-й отдел полиции мы прибыли в 18.30, полчаса ждали на пороге. Затем нас спустили в подвальное помещение, в котором воняло мочой и валялись бутылки из-под пива. Мы ждали непонятно чего до девяти. Кто-то принес передачу: два пакета с едой и питьем. К девяти вечера три девушки ушли с жалобой на состояние здоровья. Одну девушку и двух несовершеннолетних парней забрали родители. К нам приходили непонятные люди в штатском и вели профилактические беседы с посылами: при Сталине таких, как вы, расстреливали. Спрашивали: за сколько родину сегодня продавали? К половине десятого, когда нас должны были отпустить, спустился первый полицейский и собрал паспорта. Полицейские переговаривались, что писать, работа шла ужасно медленно. К 23.15 я подписал протокол задержания. После чего, казалось бы, осталось ждать только копию и – свобода. Но нет, печать копий не начинали до 23.50, ссылаясь на технические проблемы. К половине первого я вышел из отделения, у входа встречали правозащитники».
Дарья, 21 год
Учится в СПбГУ, работает программистом. Девушка рассказывает: среди молодежи информация про митинг активно распространялась. Ее знакомые собирались идти, многих встретила. Вместе постояли и ушли, когда промокли насквозь, часа через полтора. Но семья Даши в гражданские планы девушки не была посвящена. А когда родители узнали, с дочерью согласились.
«У меня нет конкретной политической позиции, но не выйти я не могла, – говорит Дарья. – Мне кажется, власть очень сильно оторвана от народа и не понимает и не хочет понимать, насколько людям плохо. А как об этом сказать, если никакой обратной связи нет? Значит, надо выйти, и хотя бы своим присутствием сказать: «Мне не все равно». Люди хотят хоть какой-нибудь реакции от властей. Происходящее выглядит абсурдно: чиновников уличают в воровстве, шутки про стадион ходят по городу, люди протестуют против передачи собора. И ничего не происходит. Ничего! Добила разница в уровне жизни у простых смертных и чиновников и слепота последних. Двойные стандарты. Когда бабушка берет в магазине пачку масла и ее ведут в полицию, а кто-то за кражу космических сумм получает домашний арест. Издевательская позиция: «Учитель – это призвание, надо было идти в бизнес».
Девушка вышла на митинг впервые. Говорит, было боязно. «Питеру повезло, – уверена Даша, – что в качестве отмазки, чтобы не разрешить проведение митинга, поставили мероприятие в защиту традиционных ценностей. Вот я и пришла совершенно законно постоять за традиционные ценности: честность и совесть. Даша была на Марсовом поле. Вспоминает, что «все было очень адекватно, поэтому никакого негатива не осталось». Говорит, здорово было видеть такое количество людей, которых в выходной день не остановил холод и ветер.
Александра, 27 лет
Свободная художница, бунтарка с малиновыми волосами, она открыто заявляет свою волю на митинге не первый раз. В воскресенье ее задержали второй раз за месяц. «Первый раз был 8 марта, – рассказывает Александра, – когда меня унесли с Женской прогулки и душили, а затем выламывали руку молчаливые полиционеры по пути в отдел за то, что я попросила представиться и сообщить, в чем меня обвиняют».
Александра (девушка с розовыми волосами) – единственная из наших героев, кто согласился на публикацию своего фото
Если кратко: она феминистка, анархистка, лесбиянка, атеистка. В воскресенье была везде: Марсово поле, Невский, площадь Восстания.
«На Восстания зашли в столовую, увидели очередь и пошли в метро, – рассказывает девушка. – По пути нас и окружили люди в форме ОМОНа. Взяли в кольцо всех подряд, было много просто проходивших мимо. ОМОН вел себя грубо, разумеется, не представлялись и ничего не говорили, полчаса провели в оцеплении, затем полчаса в автозаке, где омоновцы грубили, смеялись над нашим внешним видом, запрещали говорить по телефону, когда я звонила в 112 зафиксировать незаконное задержание, угрожали дубинкой или засунуть ее куда поглубже. В самом отделе нам тоже ничего не говорили, не было составлено протоколов ни о доставлении, ни о задержании, то есть по сути четыре часа в отделе (пять с момента задержания) мы были лишены свободы».
«С нами попали две девочки 17 и 18 лет, которые шли в «Галерею», одна из них плакала и не знала, как об этом всем сообщить маме».
По словам девушки, через четыре часа ее с температурой увезла из отделения скорая помощь, никаких обвинений и протоколов предъявлено не было, взяли обязательство по первому требованию явиться в суд. Для Александры митинг – попытка «переломить политическую реальность, которая кажется несгибаемой».
«Поначалу было страшно, когда увидела количество ОМОНа, – объясняет Александра. – Но ощущение единства и лозунги «Мы не боимся», «Всех не посадишь» прогнали страх долой. Было ощущение настоящей эйфории».