Уважаемые читатели! По этому адресу находится архив публикаций петербургской редакции «Новой газеты».
Читайте наши свежие материалы на сайте федеральной «Новой газеты»

Женщины нелегкого поведения

29 января 2017 22:20 / Общество

«Передайте девочкам. А вот эти, скажите им, эти для корейцев», – хрупкая женщина берет с подоконника восемь картонных коробок и сгружает своему собеседнику, по виду выходцу из Средней Азии.

Коробки легкие, в них презервативы. В маленьком помещении офиса недалеко от набережной Фонтанки этими коробками заставлены все окна. Женщина что-то терпеливо и подробно объясняет мужчине. Тот, судя по выражению спины, смущен и косится в мою сторону.

«Это водитель. Ну, из салона. Который девушек возит, – объясняет мне чуть попозже Наталья Заманская, руководитель проекта «Серебряная роза» общественной организации «Позитивный диалог». – Они от салонов обычно приезжают – не будет же весь салон сюда ехать. А «для корейцев» – это которые поменьше».

«Мы – организация ВИЧ-инфицированных, и салоны – часть нашей работы, мы обследуем девушек на ВИЧ, консультируем, помогаем. За полтора года около двух с половиной тысяч уже обследовали, – рассказывает Наталья. – Обычно через охрану выходим на салоны. У нас сейчас четыре человека «в поле», и нас здесь двое. Ездим по салонам, там проводим тесты. Если в полицию не угодим, конечно, когда рейд приходит «накрывать салон».

Офис «Серебряной розы»

«Приехали мы как-то, там двенадцать девочек было в салоне, – угощая меня чаем, подхватывает волонтер Маша. – Сидим, я их тестирую, и вдруг слышу голоса мужские на повышенных тонах. Ясно: налет. Не важно, бандиты это или полиция, разницы никакой. Выводят нас полицейские в коридор, угрожают, что мы тоже сейчас по статье пойдем. По какой статье? По той самой, статье 6.11 КоАП, занятие проституцией. К счастью, нас просто выгнали. А потом мы узнали, что хозяин салона приехал, заплатил, и они ушли… забрав 32 коробки презервативов!»

Имена с асфальта

Петербург – город преимущественно женский и стареющий; петербурженок больше, чем петербуржцев, немолодых больше, чем молодых. Мы привычно топчем объявления на асфальте – с телефонами, сердечками и примечанием «24 часа», эту часть сугубо мужского мира, которую не знаем и не хотим о ней знать. Нам кажется, что Любы, Кати, Тани из объявлений чем-то от нас отличаются, как-то по-особому выглядят и, наверное, как-то по-особому порочны. Мы твердо уверены, что с нами ничего такого быть не может и что эти, которые в салонах, – отбросы общества, заслужившие свою участь.


«Кто там работает? Матери-одиночки и женщины за 45 лет, которым на работу не устроиться. Сейчас набирают популярность «ретросалоны», где секс-работницы именно такого возраста, – рассказывает Наталья Заманская. – Люди выживают кто как может. У нас пособие по потере кормильца 14 тысяч рублей; а если у тебя два-три ребенка и нет ни помощи, ни толковой профессии?»


...За столиком кафе в полутьме рядом со мной четыре женщины. Род их занятий доходит до меня не сразу; Наталья познакомила нас, не уточнив эту деликатную деталь. Три из них представляются консультантами из ассоциации секс-работников «Серебряная роза». «Вас интересует больше психологический аспект?» – осторожно осведомляется одна. «Да, мне интересно, как вы работаете. Что это вообще за работа?» – спрашиваю я. О работе консультанта, разумеется. «Вы имеете в виду интим за деньги?» – уточняет собеседница. И тут до меня доходит.

Слева от меня Инна (все имена изменены. – Прим. авт.). Худощавая, лет сорока пяти, с короткой стрижкой, с длинным лицом, в очках, Инна больше всего похожа на библиотекаря. Или добрую учительницу начальных классов. Длинная юбка, серый свитер, косметики никакой. Надо иметь богатую фантазию, чтобы вообразить ее в роли куртизанки: однако Инна работает в интим-салоне много лет, а консультант – ее волонтерская деятельность. «Изначально я пришла в «Серебряную розу» как эээ... как потребитель, мне нужен был совет. Поняла, как много наши девушки не знают – даже презервативом правильно пользоваться и то не все умеют. Сейчас я социальный работник, – с гордостью говорит Инна. – В наш офис приходят девушки, мы выдаем презервативы, лубриканты, ведем консультации о половых инфекциях, направляем к гинекологу или в КВД на улице Стойкости, рассказываем, как себя вести во время налетов или полицейских рейдов. Мы равные, такие же, как они, знаем всю подноготную и поможем лучше, чем те, кто со стороны».

Набор, который выдается секс-работницам

Один из буклетов «Серебряной розы»

«Мы все четверо прошли через это. Но вообще не все консультанты такие, у всех разная судьба», – замечает сидящая напротив брюнетка, тоже лет сорока. Варвара, назовем ее так, – единственная из собеседниц, кто вызывает хотя бы отдаленные ассоциации с чем-то порочным. Яркие черные глаза, красная помада, бойкая речь, черное платье, крупный жемчуг – чем-то напоминает Грушеньку из старой экранизации «Братьев Карамазовых». Опыт работы в интим-сфере – десять лет.

«Я всегда была активным человеком, – торопится рассказать Варвара. – В детстве отправляла посылки в Африку голодающим, потом защищала геев, потом – бездомных животных. На митинги против Путина ходила. И всю жизнь хотела женщинам помогать. Все мои подруги так или иначе прошли через насилие, поэтому мне хотелось работать в таком проекте. Когда у меня случилась беда – обнародовали род моих занятий на известном форуме, – я пришла в ассоциацию за поддержкой, к психологу. И осталась работать...»

Татьяна – ухоженная блондинка за тридцать пять, в черном офисном костюме и очках, немного полноватая, округлая, с мягким голосом, растягивает гласные. На вид – помощник бухгалтера или офис-менеджер; о ее второй жизни в ее облике не говорит ровным счетом ничего. «Я раньше работала на себя. Ну... это если без сутенера, – понизив голос, объясняет Татьяна.


«Однажды я уехала за город, а девочка, с которой мы снимали квартиру, звонит: у нас, говорит, тут разбой. Неадекватный клиент разбил ей голову, и она, мать-одиночка сорока с лишним лет, осталась инвалидом».


Татьяна решила уйти из одиночного плавания, хотя признает, что и без интима всякое случается. Уже работая как консультант, она нарвалась на рейд полиции, ее увезли и продержали в отделе 16 часов, хотя по административной статье 6.11 имеют право только на три часа задержать. «Они сказали, что это распоряжение начальства. Привыкли, что девочки боятся даже пикнуть. А я подала заявление в прокуратуру и в суд Кировского района! Полицейские на суд не явились, но меня по статье 6.11 оправдали!»

Татьяна замужем, растит сына-подростка. Инна в разводе, у нее тоже иждивенцы – трое взрослых детей, один – инвалид. Детей нет только у Варвары. У Эвелины тоже маленький сын, скоро ему исполнится семь.

Эвелина моложе своих подруг, ей примерно двадцать семь. Густо накрашенная, крупная шатенка с пышным бюстом, она держится немного отстраненно и флегматично. «Я достаточно давно в интиме, рано пришла в профессию, уже 10 лет прошло. Хотела попробовать, наверное... потом затянуло. Даже не верится, что столько уже лет. Иногда прикинешь – тысяч пятнадцать уже было клиентов... – на секунду она задумывается, потом продолжает, – мне нравится моя работа, да. И... я считаю, что я для общества работаю, это социальная профессия. Мужчины идут не только за сексом, они решают свои проблемы, кризисы, много одиноких людей приходит. Говорят, что, мол, надо это запретить – знаете, все эти Милоновы…»

Рисунки девочек в офисе

Сама виновата

Инна охотнее, чем остальные, рассказывает про свою жизнь.

«В секс-работу я пришла после домашнего насилия, когда едва осталась жива. Были такие травмы, что врачи дали год – не жизни, а дожития. Со стороны полицейских, конечно, ни содействия, ни защиты. Тебя избили – ты сама виновата. Это уже прошлая жизнь, мы давно развелись... Но мне тогда мне нельзя было просто выжить, мне надо было быть здоровой и иметь доход, иначе все мои дети попали бы в детдом. Мужа моего осудили по четырем статьям и дали знаете сколько? Год условно и два под надзором. Его даже не лишили родительских прав. Хотя одна из статей была за жестокое обращение с детьми. Органы опеки тоже были не при делах... И если бы я не хлопотала, выйдя из больницы, он вообще бы вышел сухим из воды. Участковый наш предупреждал моего мужа о каждом моем шаге, специально ему звонил, – Инна рассказывает эмоционально, но без злобы. – Короче, мне надо было срочно разъехаться и сохранить живыми себя и детей. И я обратилась на телевидение, сюжет с нами показывали в новостях. Только поэтому удалось получить субсидию на жилье, когда журналисты стали звонить в инстанции. Переехали, слава богу, но без согласия отца даже детей туда прописать не могла».

«Раньше работала няней в разных семьях, курсы заканчивала, с больными детьми тоже работала в детдомах, – говорит Инна, и я понимаю, что не зря она показалась мне учительницей. – Но на тот момент все мои навыки мне не помогли бы никак. Нужно было вытягивать троих детей-школьников. Салон был единственным местом, куда меня брали. Я и по медицинским показателям больше никуда бы не прошла... В салоне оказались девочки моего возраста, поддержали меня, научили всему. Вот честно, сейчас мне даже не страшно, что узнают мои дети. Это мой осознанный выбор взрослого человека. Никто меня силой не тянул. В моем окружении никто не знает, чем я занимаюсь, и я бы уже отошла от этого, если бы соцработники у нас в государстве не получали такие копейки».

Перетопчешься, дорогая

Эвелина рассказывает о себе не очень охотно, но неожиданно оказывается острой на язык. Дамское общество оживляется и начинает хихикать. Смешного, впрочем, оказывается мало.


«Была у нас как-то раз в салоне проверка, то ли прокурорская, то ли следователи нагрянули, кто их разберет! Так эти «прокурорши» вынесли все, просто ВСЕ, вплоть до ношеных трусов!»


«Пришли, там было пятеро мужчин и десять женщин. Девочек согнали в одну комнату и раздели догола, а госпожи прокурорши ходили с огромными мусорными мешками и складывали туда все, что понравится. Туалетную бумагу забрали! Бытовую химию, пакетики чая, еду всю из холодильника, бар весь опустошили. («Ну бар – это классика, – замечает Татьяна, – бар всегда забирают. Да вообще все, квартира остается чистой».) Открутили телевизоры, открутили зеркала. Постельное белье, одежду, презервативы, фаллоимитаторы... Уж не знаю, зачем им понадобились наши фаллоимитаторы. Сковородки, кастрюли, посуду, духи, аксессуары. Чулки, трусы наши (!), обувь, пуховики вынесли. Не говоря про телефоны и ноутбуки – они шли как улики по делу. Одна только девочка смогла потом вернуть дорогой ноутбук. Вот так, прихожу я на смену, смотрю – голая квартира, ничего не осталось, кроме кроватей и шкафов».

Каждая из них может рассказать десятки похожих историй. «В салоне, где я работала, клиент порезал ножом водителя, – продолжает Эвелина. – Вызвали полицию, как положено. Приехали они, водителя забрали в больницу, а полицейские увидели женщин в нижнем белье и сказали – опа, бордель. Засунули нас всех в машину полицейскую, впритык десять человек в машине на четверых. Час мы сидели в белье на улице в машине – был февраль, все в пеньюарах, дико замерзли. А у меня сыну тогда как раз год исполнялся. Я была уже одета, когда они пришли, хотела домой уходить, но все равно попала. Двух негритянок, которые были с нами, засунули в обезьянник: типа вы обезьяны, ваше место тут. Не давали ни воды, ни еды. Пили только техническую воду из туалета. Мне плохо стало, попросила вызвать скорую – так врачи тоже, приехав, начали оскорблять. Целые сутки девочки просидели в отделе на стуле, пока им оформляли протокол по статье 6.11. На стуле! Сутки!»

Замкнутый круг

За отмену статьи 6.11 КоАП РФ ассоциация «Серебряная роза» борется со дня своего создания. Я спрашиваю моих визави о том, что меняет в их жизни привлечение по этой статье. Выясняется, что закон о неприкосновенности частной жизни на статью 6.11 не распространяется.

«Это же все заносится в базу и становится всем известно, – говорит Татьяна. – Девушка уже не может найти официальной работы ни в одной госструктуре, например. А сыновьям твоим в армии скажут – у тебя мать проститутка. У нас в конторе одна девочка устраивалась на работу, и ей отказали, а почему? Нашли, что у нее по молодости статейка была».

«И вот как вы выйдете оттуда, когда эта статья вас будет все время обратно возвращать? Вас никуда не возьмут. Ну разве что бизнес открыть или фрилансить. И учиться не поступить никуда. Если есть наказание по этой статье, то она потом навсегда, она из базы не убирается. По уголовке по крайней мере может быть отметка, что судимость погашена, а по этой статье – нет. Получается, с уголовкой людям легче жить, – удивляется Инна. – К тому же эта база общедоступна».

«Да, про нее все знают, – подтверждает Эвелина. – У меня подруга пошла менять паспорт, а ей паспортистка говорит – ага, а ты проститутка, оказывается, две судимости у тебя... Так что никаких общедоступных альтернатив у нас нет. Да и загранпаспорт мы тоже, конечно, не получим с этой статьей, а если как-то и достанем, то не получим визу. Мы как прибитые этой статьей. Приколотые к бумажке».

По любви все-таки, девочки

Чем дальше, тем меньше, глядя на моих собеседниц, я думала о морали; чем дальше, тем меньше мне хотелось увещевать и осуждать. Может быть, поэтому девушки явно расслабились и стали больше говорить о личном. В том числе о морали, как они ее понимают.

«У меня была пара случаев, когда так называемые друзья открывали правду моей маме. Но мне удавалось ее уговорить, убедить, что это я только так, попробовала. Но после этого, чтобы таких ситуаций избежать, я всем близким друзьям сообщила сама, – рассказывает Варвара. – И партнеру, с которым я сейчас. Потому что уже не скроешь, когда ты больше десяти лет в этой сфере – есть сеть, форумы, отзывы… Партнеру было очень страшно говорить, очень, но все-таки сказала. Как-то пережили. Но знаете что я поняла? Не согласна я с тем, что можно себя хорошо чувствовать на этой работе. Есть девушки, кто действительно любит мужчин, и эту работу, и эту жизнь. У меня тоже эта броня была, психологическая, что я якобы реализуюсь как женщина, что люблю секс. Но потом наступил срыв, я поняла, что тронусь, сопьюсь или сторчусь, если не уйду. Начинаешь их всех ненавидеть. Так что для женщины это очень сложно не только потому, что общество осуждает. Не только из-за двойной жизни, но из-за того, что ты делаешь противоестественные вещи. Потому что естественно, когда женщина занимается сексом по любви все-таки, девочки...»


Но никто из моих собеседниц не источает злобы ни по отношению к клиентам, ни по отношению к мужчинам вообще.


Чего в этом больше – корысти (не будет клиентов – не будет и денег), притворства, равнодушия или, может быть, человечности, трудно судить. «Часто приходят семейные люди, одинокие в семье. А тут его слушают, ему уделяют внимание. А дома у него один вопрос: зарплата где, а не то что интим какой-то, – жалостливо рассуждает та самая Инна, которую бывший муж избил до полусмерти. – Феминистки говорят: надо наказывать клиентов, а не проституток. Ну зачем клиентов-то наказывать? А если он карлик, например? Сядет на диван, и ножки свешиваются, как у ребенка. И при этом он мужчина. Кому он нужен, куда ему идти?»

«Человека же не наказывают за его естество», – резюмирует Эвелина задумчиво.

Легализация навсегда

Мои собеседницы против легализации проституции, за которую активно ратуют медики, занимающиеся эпидемией ВИЧ. Так, гинеколог и дерматовенеролог, к которым анонимно поступают пациентки по направлениям «Серебряной розы», в разговоре со мной назвали легализацию единственно возможным путем. Сами пациентки, как выяснилось, придерживаются иного мнения. Жить, как они считают, станет еще труднее: девушка должна будет открыть ИП, положить на счет 500 тысяч страховки, иметь свое собственное жилье и письменное согласие на открытие интим-салона от всех соседей, должна будет платить участковому, платить налоги, пускать СЭС и кучу проверяющих инстанций.

«А запись в трудовой книжке? – возмущается Инна. – Зачем мне такая запись нужна?»


«Пока нет легализации, у женщин есть возможность не так глубоко в этом увязать. А если все будет официально, то это навсегда».


Справка

По данным городского СПИД-центра, изучающего группы риска, в Петербурге сейчас от 50 до 70 тысяч секс-работников, в подавляющем большинстве – женщин. Около 13% из них заражены ВИЧ, и в последние годы это число растет быстрыми темпами – тогда как раньше число ВИЧ-плюс девушек в салонах оставалось относительно низким. По словам профессора Дениса Гусева, сотрудника СПИД-центра, одним из факторов, влияющих на этот рост, является физическое и психологическое насилие, приводящее к социальной изоляции, насаждению системного страха, который увеличивает вероятность рискованного поведения.

В 2016 году международная правозащитная организация Amnesty International выпустила доклад о необходимости декриминализации проституции по всему миру. По данным Amnesty International, уровень насилия по отношению к секс-работникам недопустимо высок в тех странах, где за это есть административные или уголовные статьи. И эти законы не помогают людям выходить из этой сферы, наоборот, плодят насилие, причем безнаказанное, так как женщины не обращаются в полицию. «Мы являемся сторонниками декриминализации, так как этот подход позволяет сделать абсолютно всех работников субъектами права, то есть защищенной социальной группой», – говорит консультант Amnesty International Кэтрин Мерфи.