Связаны по рукам

Еду по корпусам дети развозят сами на «тележке и лошадке», как они ласково называют

Дети со второго отделения милосердия с самыми страшными диагнозами и абсолютно непредсказуемым поведением

Ольга Фалева показывает награды, которые получил интернат за многие годы

Не место преступления
«Умственно отсталых детей удерживали при помощи пеленок, поясов и смирительных рубашек… Малышей привязывали к кроватям и оставляли захлебываться в слезах… Над воспитанниками грубо издевались…» — зашумели журналисты. Подхватили новость, как ветер тополиный пух, и разнесли с тем же успехом. Я тоже. А потом мне вдруг стали звонить и писать родители детей, волонтеры из Петербурга и Гамбурга, специалисты из Голландии и Англии, работавшие и бывавшие в Приозерском детдоме-интернате не раз, в разное время: «неправда», «не может быть», «не о нем».
— То, что детей связывают, бред! — возмущен отец воспитанника интерната Владимир Коперсанген. — Мы тут не первый год, мы бы заметили. По крайней мере — другое отношение.
— Я никогда не видела никакой агрессии, злости или недовольства, направленных на воспитанников, — удивлена Мария Ваганова, волонтер, трудящийся в интернате несколько месяцев. — Мне люди здесь нравятся. Приезжают художники разрисовывать комнаты — они принесут из дома все свои варения-соления. За детьми ухаживают. Директор — замечательная. Что бы волонтеры ни предложили — она всегда за. Всегда готова помочь. Только делайте. Только что-нибудь делайте, чтобы было лучше.
Почти все СМИ прокричали о преступлении. Почти никто не посетил место «совершения». Мне разрешили. Дорогу не знала. Водителя рейсового автобуса попросила остановиться возле детдома-интерната для умственно отсталых. Он уточнил: «Их два в Приозерске. Вам какой — где ЗПР или где совсем дебилы?..»

Кто там
Сережа (11 лет) уже минут тридцать натягивает колготки. Кое-как напялил.
— Сережа, майку! Сережа, майку! Сережа, майку! — повторяет Анна Мишина, медсестра. Реакции — ноль. Подходит, одевает пацана. — Так всегда. Говоришь, говоришь... Идешь, берешь и делаешь.
«Говоришь» — это лишь Сергею. Он на 2-м отделении милосердия — «самый умный».
— Остальные дети не реагируют на слова, — говорит врач-педиатр Ирина Калиниченко. — Не понимают обращенную к ним речь. Не выполняют просьбы. Не идут на контакт. Их везде нужно водить за руку: кушать, гулять, справлять нужду…
— Все дети памперсные, — продолжает медсестра Серафима Кузнецова. — Мы приучаем их к горшку. Высаживаем после каждого приема пищи. Если пять из них когда-нибудь научатся сами ходить в туалет — это будет счастье.
Нянечка (палатная санитарка) Ольга Роминская пересаживает из битых горшков цветы. Медсестра Лилия Гизатуллина вешает сорванные шторы:
— Все бьется, все летит, — объясняет она. — Нельзя ни спрогнозировать поведение этих детей, ни предугадать реакцию. Мчится навстречу Влад. Думаю обнять. Растопырила руки — он с разбегу впился под мышку! Всей сменой разжимали ему зубы, щипцами, минут двадцать. У меня гематома с репу была.
Лилия Михайловна вытягивает вперед неровные переломанные пальцы.
— Это Оля выкрутила, когда они сцепились с Ксюшей, а это Ксюша ухватила всей челюстью и грызла. Как я орала! Как ее оттаскивали!..
Медсестры жалеют Ксеню: ей хуже, чем прочим. Кроме серьезного психического заболевания, у 18-летней девочки сахарный диабет.
Обед. По коридору везут тележку с кастрюлями, тарелками, кружками, ложками… Девочка (весом не менее 90 кг) несется к ней, сшибает, тележка — в сторону, кастрюли — в другую, рядом — необузданная стая детей… Топталась на пороге — смотрела, как они едят. Войти в палату не рискнула.
— Я работаю на первом отделении милосердия, где совершенно обездвиженные детки, — рассказывает Мария Ваганова. — Но самым тяжелым считается второе. Я часто там бываю по делам. Детей особо не касаюсь. Иные кажутся спокойными. Иные бросают такие взгляды, что невольно начинаешь бояться. Не знаешь, чего ждать. Особенно когда близко кто-то из агрессивных, ходишь осторожно.
— Все наши подопечные либо агрессивны (нападают на других), либо аутоагрессивны (бьют себя), — соглашается Калиниченко. — Психиатры из Петербурга приезжают, спрашивают: «Как вы тут работаете?!»
— У этих детей абсолютно утрачен интеллект, — констатируют врачи, — сохранились только рефлексы: есть, пить, размножаться…
— Во время месячных девочки раздирают памперсы и едят. Один мальчик онанировал, — вспоминает Лилия Михайловна. — До такой степени — пришлось везти в Центральную районную больницу. Ему больно. Он набрасывается на хирургов. Врачи ушли из палаты: «Справляйтесь сами. Пока вы с ним не сладите — мы к нему не подойдем».
— В больницах от наших чаще всего отказываются, — делится обидой Серафима Семеновна. — Мы приводим их к окулисту, лору, стоматологу. Те — с порога: «Нам не хватает времени на здоровых детей, а вы своих тащите…» Доказываем, что им тоже надо помогать.
— Их близкие забирать домой не хотят, хотя бы на неделю, — вздыхает Ольга Роминская. — Недавно брали Дениса — вернули с таким раздражением в промежности — страшно смотреть. Мама извинилась, что так вышло...
Никто из воспитанников никогда не сможет жить самостоятельно. Все они — будущие пациенты психоневрологических интернатов и психбольниц. Если только вдруг не случится чудо и кого-нибудь из них не возьмут назад родные.
— За последние 25 лет на моей памяти не больше пяти таких случаев, — говорит директор интерната.
Она не произносит мысль, висящую в воздухе: эти дети никому не нужны. Ни семье, ни государству.
Ольга Геннадьевна отводит взгляд:
— Многие родители не скрывают, что привозят их сюда умирать.

Шутки в сторону
Странно на фоне сегодняшнего громкого скандала, что раньше ДДИ в Приозерске не имел никаких нареканий. Проверок — куча, взысканий — нет. Зато похвалами — грамоты, дипломы, награды, сувениры — нагружены шкафы и увешаны стены.
Уголовное дело родилось в июне из фактов, которые блюстители закона обнаружили в ДДИ в апреле — во время внеплановой проверки по жалобе одной из мам. Мне не удалось встретиться с женщиной (как выяснилось, тоже наблюдающейся у специалистов по психиатрии), пожаловавшейся в надзорные органы на то, что ее сын «какает мужскими носками», поскольку «в интернате за ним плохо следят». А значит — «могут плохо следить и за другими детьми». Между собой сотрудники прокуратуры шутили: «Жаль, носочки не принесла». Однако проверку устроили нешуточную.
— Мы рассматриваем все обращения граждан, — прокомментировала «Новой» старший помощник прокурора Ленинградской области по надзору за исполнением законов о несовершеннолетних Оксана Водина. — Даже если человек состоит на учете в психоневрологическом диспансере — это не основание. Исключение — тот случай, когда есть решение суда о признании гражданина недееспособным.
— Жалоба мамы подтвердилась?
— Проводится процессуальная проверка. Решение по ней пока не принято.
Нежданные гости из Приозерской прокуратуры нагрянули в детдом-интернат в ночь с 20 на 21 апреля. Есть две версии событий той ночи.

Нина ПЕТЛЯНОВА
Фото автора

(Продолжение следует.)

ДОСЬЕ «НОВОЙ»

Детский дом-интернат (ДДИ) для умственно отсталых детей в Приозерске открыт в 1965 году. До конца 90-х годов тут содержалось до 500 детей. Сейчас в ДДИ проживают 202 воспитанника (от 4 до 18 лет).
Здесь четыре отделения: общее — где 75 детей с умеренно тяжелой степенью умственной отсталости, могут даже учиться элементарному счету, чтению, письму, и три отделения милосердия — около 130 детей с серьезной психической патологией (психомоторная расторможенность, глубокая и тяжелая умственная отсталость, имбецильность, идиотия и т. д.).
56 мальчиков и девочек — «родительские»: их папы и мамы не лишены прав и по желанию могут забирать детей домой. 146 детей — «отказники», находятся под опекой директора Приозерского ДДИ Ольги Фалевой (работает в интернате с 1988 года, назначена и. о. руководителя с 01.02.2011 года). Всего в ДДИ около 200 сотрудников, включая технический персонал (сторожа, грузчики, повара, прачки). Педагогов и воспитателей — 50. Медицинских сотрудников (врачей, медсестер, палатных санитарок) — 60. Вакансии есть.