От темницы да от больницы не зарекайся
Пенитенциарная медицина оказалась в центре ревизий и проверок после смерти Сергея Магнитского
«Косари» и «мастырщики»
История тюремной больницы (а построена она по проекту архитекторов Н. Л. Бенуа и А. Р. Гешвенда в 1881 году), изложена на стендах в местном музее. В документах сказано, что некогда это был «Арестный дом, расположенный в 1-м участке Александро-Невской части на берегу речки Монастырки на Александровском плацу…». Больничный комплекс имеет форму креста.
На музейных стендах в непосредственной близости — очерки жизни и деятельности отца-основателя, директора комитета «попечительного о тюрьмах общества» Фридриха-Иосифа Гааза под названием «Друг несчастного человечества» 1909 года издания, и предметы, которые в разные годы врачи клиники извлекали из желудков своих пациентов. И делали они это, как не без гордости объясняет начальник больницы полковник Александр Коробченко, чаще всего чтобы попасть в эти стены, временно избавившись от несравнимо более страшного тюремного быта. Таких называют «косарями» или «мастырщиками». Смотришь на вилки, ножи, гвозди, скобы и даже дверную задвижку, и трудно представить, что нечто подобное можно, в принципе, проглотить.
Немало таких предметов повидал за годы работы в тюремной больнице рентгенолог майор Игорь Мясцов. Несмотря на незабываемые впечатления, чувства юмора он не теряет. На компьютере, где майор работает со снимками, объявление: «Граждане подследственные и осужденные! Сразу же после снимка на вопросы типа: «Ну что у меня?» — ответов не даю».
— Подвиги нередко повторяются: постоянно поступают больные, глотающие черт знает что: лезвия, костяшки домино, здоровенные гвозди, — рассказывает Игорь Владимирович. — Случается, делают это неоднократно — иной раз до 15 предметов одновременно, никакой музейной экспозиции не хватит.
Отсекающие решетки
Зарплата медицинского персонала в тюремной больнице, несмотря на то что контингент очень тяжелый, меньше, чем в обычных городских клиниках. Есть социальные льготы, но это вряд ли спасает, скажем, сестру-хозяйку с официальным заработком четыре тысячи рублей.
В этом году в больничных стенах уже побывало около 1,5 тыс. больных из 54 регионов страны, в прошлом — около 1,4 тыс. С тяжелым контингентом работают 54 доктора (четверо из них — кандидаты наук) и 94 медсестры высшей категории. Сейчас больница может принять одновременно 350 заключенных, отбывающих наказание в исправительных учреждениях всех видов режима. Еще недавно в этом стационаре было на 170 коек больше, но изменились требования к условиям содержания, и число коек пришлось уменьшить. Желающих попасть в тюремную больницу и нуждающихся в квалифицированной медицинской помощи несравнимо больше. Но сюда попадают самые тяжелые.
Ремонт больницы, который был начат больше 10 лет назад, сравним с долгостроем. Впрочем, сейчас он уже в заключительной стадии — как сообщил начальник клиники, в будущем году должен закончиться.
Семь из двенадцати отделений больницы — хирургического профиля. Самые строгие порядки царят в психиатрическом. Перед входом — ориентировка-предупреждение: «Заключенный… (фотография в фас и в профиль) имеет склонность к суициду». Толстые решетки на камерах и еще отсекающие, двойные, образующие узкий коридор. Здесь установлен круглосуточный пост санитара. Персонал в эту непреодолимую зону ограждения может проходить только в сопровождении конвоя. Сейчас в отделении десять пациентов. Один из них попал в тюремную больницу после того, как попытался сделать себе харакири.
При виде таких интерьеров вспомнилась встреча с директором одной из шведских тюрем — красивой, как английская королева, женщиной, которая в тюрьме под Гётеборгом, скорее напоминающей детский лагерь отдыха, убежденно говорила о том, что решетки — злейший враг психики человека (у них и на строжайших камерах — пуленепробиваемые стекла).
Не возвращайся, Травиата
От сумы и от тюрьмы, как от болезни, — не зарекайся. Интересно, что закаленный персонал петербургской тюремной клиники состоит по большей части из людей, работающих здесь десятилетиями. Из разговоров с ними понятно: несмотря на весь ужас содеянного подчас самыми серьезными осужденными, эти люди для медицинского персонала всего лишь пациенты, нуждающиеся в помощи и сострадании.
— Нам бы медикаментов побольше, перевязочных материалов, внимательнее отношение со стороны, — говорит Галина Перкатова, старшая медсестра нейрохирургического отделения (26-й год она работает в этих стенах). — Понятно, тюремная больница — не санаторий, но лечить всех надо, в этом деле уход — основное.
По свидетельству персонала, здесь, как в тюрьмах, существует система свиданий (при оформлении длительного свидания родственники должны иметь при себе справку СЭС с места жительства, а жены еще дополнительно — справку из КВД). Но непосредственно в стены отделений родных, как правило, пускают разве что к умирающим.
Вспоминает старшая медсестра, например, о том, как однажды буквально по косточкам пришлось собирать арестанта, который умудрился выпасть с четвертого этажа, и еще с благодарностью — об осужденном, который за долгое время пребывания в больнице стал помощником персонала — не хотелось выписывать.
По словам полковника Коробченко, многие проблемы снимутся, когда все же будет выстроена долгожданная отдельная тюремная клиника для больных туберкулезом (медикам нравится называть его возвращением бледной Травиаты). Пока осужденных с этим весьма распространенным в тюрьмах недугом и пациентов с ВИЧ везут в одну больницу. Правда, каждый заключенный, по признанию медиков, имеет целый букет заболеваний.
Александр Коробченко рассказал о том, что при знакомстве с тюремной системой соседней Финляндии, например, выяснилось: если на все тюрьмы Суоми в прошлом году приходился один заключенный с устойчивой формой туберкулеза, то в российской пенитенциарной системе — примерно каждый шестой.
Гибель в «Матросской тишине» адвоката Инвестиционного фонда Hermitage Capital Management Сергея Магнитского, проходившего по делу о неуплате налогов, вызвало волну внимания к тюремному здравоохранению. Арестованный был тяжело болен, но не получил квалифицированной медицинской помощи. Эта смерть, признанная частью системных нарушений, стала поводом для многочисленных, в том числе и международных, протестов, освобождения от должности около сотни ответственных чинов ФСИН (в том числе 20 генералов) и приказа президента Медведева проверить качество медицины в учреждениях Федеральной службы исполнения наказаний.
К таким учреждениям относится и одна из старейших в России тюремных больниц — та, что находится у нас в Петербурге, неподалеку от оживленного Староневского проспекта, и все же стоит несколько обособленно, «вдали от шума городского». Ее охраняемая служебными собаками территория обнесена колючей проволокой.
«Косари» и «мастырщики»
История тюремной больницы (а построена она по проекту архитекторов Н. Л. Бенуа и А. Р. Гешвенда в 1881 году), изложена на стендах в местном музее. В документах сказано, что некогда это был «Арестный дом, расположенный в 1-м участке Александро-Невской части на берегу речки Монастырки на Александровском плацу…». Больничный комплекс имеет форму креста.
На музейных стендах в непосредственной близости — очерки жизни и деятельности отца-основателя, директора комитета «попечительного о тюрьмах общества» Фридриха-Иосифа Гааза под названием «Друг несчастного человечества» 1909 года издания, и предметы, которые в разные годы врачи клиники извлекали из желудков своих пациентов. И делали они это, как не без гордости объясняет начальник больницы полковник Александр Коробченко, чаще всего чтобы попасть в эти стены, временно избавившись от несравнимо более страшного тюремного быта. Таких называют «косарями» или «мастырщиками». Смотришь на вилки, ножи, гвозди, скобы и даже дверную задвижку, и трудно представить, что нечто подобное можно, в принципе, проглотить.
Немало таких предметов повидал за годы работы в тюремной больнице рентгенолог майор Игорь Мясцов. Несмотря на незабываемые впечатления, чувства юмора он не теряет. На компьютере, где майор работает со снимками, объявление: «Граждане подследственные и осужденные! Сразу же после снимка на вопросы типа: «Ну что у меня?» — ответов не даю».
— Подвиги нередко повторяются: постоянно поступают больные, глотающие черт знает что: лезвия, костяшки домино, здоровенные гвозди, — рассказывает Игорь Владимирович. — Случается, делают это неоднократно — иной раз до 15 предметов одновременно, никакой музейной экспозиции не хватит.
Отсекающие решетки
Зарплата медицинского персонала в тюремной больнице, несмотря на то что контингент очень тяжелый, меньше, чем в обычных городских клиниках. Есть социальные льготы, но это вряд ли спасает, скажем, сестру-хозяйку с официальным заработком четыре тысячи рублей.
В этом году в больничных стенах уже побывало около 1,5 тыс. больных из 54 регионов страны, в прошлом — около 1,4 тыс. С тяжелым контингентом работают 54 доктора (четверо из них — кандидаты наук) и 94 медсестры высшей категории. Сейчас больница может принять одновременно 350 заключенных, отбывающих наказание в исправительных учреждениях всех видов режима. Еще недавно в этом стационаре было на 170 коек больше, но изменились требования к условиям содержания, и число коек пришлось уменьшить. Желающих попасть в тюремную больницу и нуждающихся в квалифицированной медицинской помощи несравнимо больше. Но сюда попадают самые тяжелые.
Ремонт больницы, который был начат больше 10 лет назад, сравним с долгостроем. Впрочем, сейчас он уже в заключительной стадии — как сообщил начальник клиники, в будущем году должен закончиться.
Семь из двенадцати отделений больницы — хирургического профиля. Самые строгие порядки царят в психиатрическом. Перед входом — ориентировка-предупреждение: «Заключенный… (фотография в фас и в профиль) имеет склонность к суициду». Толстые решетки на камерах и еще отсекающие, двойные, образующие узкий коридор. Здесь установлен круглосуточный пост санитара. Персонал в эту непреодолимую зону ограждения может проходить только в сопровождении конвоя. Сейчас в отделении десять пациентов. Один из них попал в тюремную больницу после того, как попытался сделать себе харакири.
При виде таких интерьеров вспомнилась встреча с директором одной из шведских тюрем — красивой, как английская королева, женщиной, которая в тюрьме под Гётеборгом, скорее напоминающей детский лагерь отдыха, убежденно говорила о том, что решетки — злейший враг психики человека (у них и на строжайших камерах — пуленепробиваемые стекла).
Не возвращайся, Травиата
От сумы и от тюрьмы, как от болезни, — не зарекайся. Интересно, что закаленный персонал петербургской тюремной клиники состоит по большей части из людей, работающих здесь десятилетиями. Из разговоров с ними понятно: несмотря на весь ужас содеянного подчас самыми серьезными осужденными, эти люди для медицинского персонала всего лишь пациенты, нуждающиеся в помощи и сострадании.
— Нам бы медикаментов побольше, перевязочных материалов, внимательнее отношение со стороны, — говорит Галина Перкатова, старшая медсестра нейрохирургического отделения (26-й год она работает в этих стенах). — Понятно, тюремная больница — не санаторий, но лечить всех надо, в этом деле уход — основное.
По свидетельству персонала, здесь, как в тюрьмах, существует система свиданий (при оформлении длительного свидания родственники должны иметь при себе справку СЭС с места жительства, а жены еще дополнительно — справку из КВД). Но непосредственно в стены отделений родных, как правило, пускают разве что к умирающим.
Вспоминает старшая медсестра, например, о том, как однажды буквально по косточкам пришлось собирать арестанта, который умудрился выпасть с четвертого этажа, и еще с благодарностью — об осужденном, который за долгое время пребывания в больнице стал помощником персонала — не хотелось выписывать.
По словам полковника Коробченко, многие проблемы снимутся, когда все же будет выстроена долгожданная отдельная тюремная клиника для больных туберкулезом (медикам нравится называть его возвращением бледной Травиаты). Пока осужденных с этим весьма распространенным в тюрьмах недугом и пациентов с ВИЧ везут в одну больницу. Правда, каждый заключенный, по признанию медиков, имеет целый букет заболеваний.
Александр Коробченко рассказал о том, что при знакомстве с тюремной системой соседней Финляндии, например, выяснилось: если на все тюрьмы Суоми в прошлом году приходился один заключенный с устойчивой формой туберкулеза, то в российской пенитенциарной системе — примерно каждый шестой.
Евгения ДЫЛЕВА
Фото автора