Вере павловне такого и не снилось…

История «экстремистки» Веры Павловны Виноградовой показалась нам любопытной уже потому, что дает представление о том, кто они, несогласные, и с чем именно они не согласны. Вера Павловна – жительница блокадного Ленинграда, пенсионерка. 15 апреля приняла участие в митинге на Пионерской площади и была задержана за «административное правонарушение», после чего провела несколько часов в милицейской камере.
Официальная пропаганда рисует несогласных исключительно как «наймитов иностранного капитала» и заезжих провокаторов, либо как мелких хулиганов и матерщинников. «Хулиганка» и «матерщинница» Вера Павловна всю жизнь прожила в Питере, работает на филологическом факультете СПбГУ, в связях с каким-либо капиталом не замечена. Все это, скорее, говорит о том, что Кремль объявил войну не «экстремистам», а интеллигенции, и эту войну, как и все предыдущие поединки с упрямой социальной прослойкой, он проиграет.
Портретом Веры Виноградовой мы продолжаем галерею несогласных, непроизвольно начатую в предыдущих номерах «Новой».

Рассказывает Вера Павловна:
– Я родилась в Ленинграде осенью 1941 года, через три недели после начала блокады. С родителями я перенесла ее здесь, и потом всю жизнь жила в Ленинграде. Это мой город.
Я хорошо знаю: нельзя играть с властями, они как наперсточники – тебя всегда обыграют. Но на митинг 15 апреля я пошла. Ради своего внутреннего оправдания: по крайней мере, сделала всё что могла. Может быть, никогда не стала бы этим заниматься. Хотя большую часть жизни я прожила в несвободной стране, и мне уже в общем-то немного осталось. Но у меня есть сын, которому здесь жить.
Я не представляла на Марше несогласных ни партию, ни фракцию, ни движение. А только обычного жителя Петербурга, который вышел на улицу, потому что ему надоело так жить. Человека, уставшего от того, что у него почти ничего нет: ни выбора, ни права на выбор.
Я взяла свой кухонный белый передник, сложила его пополам. Получился небольшой, похожий на лыжный номер плакатик. С одной стороны я сделала надпись: «Запрет мирных шествий – нарушение Конституции». А с другой: «Я не хулиган из Москвы – я житель блокадного Ленинграда». Потому что после первого марша Валентина Матвиенко заявила, что митингующие – это «два вагона хулиганов из Москвы».
С таким плакатом, привязав его на спину, я и пошла на митинг. Со мной рядом шагали: муж (кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Государственного Эрмитажа) и знакомая (врач-педиатр с 30-летним стажем). После выступления на площади перед ТЮЗом я перевернула свой плакат на другую сторону (про «запрет мирных шествий»), и вместе с двумя друзьями мы тихонько двинулись к центру в сторону Смольного. Сначала шли по улице Марата. Своими глазами наблюдали военное положение в городе. Все перекрыли милиция, спецназ, ОМОН… Не встретили ничего, кроме военных и военной техники. Таким же был Суворовский проспект. Мы свернули на Греческий, в надежде увидеть людей и мирную повседневную жизнь, но и здесь было то же самое. Мы все время шли по практически пустым улицам…
Остановились на площади Пролетарской Диктатуры. Сели на лавочку между Смольным и Домом политпросвета. Просто сидели и разговаривали ни о чем (едва ли не о погоде). К моей знакомой подошли три сотрудника Гринпис. А мне заслонили горизонт двое незнакомцев. Один – в милицейской форме, второй – в гражданской одежде серого цвета.
– Что у вас на спине? – спросил один из них.
– Представьтесь, пожалуйста, – попросила я.
– ЧТО У ВАС НА СПИНЕ? – с раздражением в голосе повторил он.
– Пожалуйста, если вам не нравится, давайте я сниму…
– Нет! – предвзятого отношения этот человек не скрывал. – Вы уже нарушили. Вы задержаны. Пройдемте в автобус…
Паспорта у меня с собой не было. Только удостоверение жителя блокадного Ленинграда. Неизвестный его забрал.
Мы встали и пошли. Экологи пытались за меня заступиться. У них ничего не вышло. Но все они пошли вместе со мной как добровольные свидетели. Сначала нас полчаса продержали в автобусе. Потом меня пересадили в воронок и привезли в 76-й отдел милиции. По дороге молоденькие мальчики (новобранцы правоохранительных органов), рассматривая мой передник, недоумевали: «Неужели за это в милицию?» А я подумала: все-таки марши полезны всем. Даже милиции. Своего рода проверка. Которая показала, что есть среди них воинствующие хамы. Но есть и те, кто задумывается.
В отделе я отказалась от дачи показаний, так как мне было непонятно: за что же я задержана?
Сотрудник правоохранительных органов ответил:
– Вы можете это себе позволить, а я в погонах...
– Даже в погонах не стоит терять честь и совесть…
В камере я познакомилась с молодым человек (тоже задержанным) в прекрасном белом шерстяном пальто, на ткани которого читалась 31-я статья Конституции: «Граждане РФ имеют право собираться мирно, без оружия, проводить собрания, митинги и демонстрации, шествия и пикетирование». Он пошутил: «Мне, за мое пальто, хотят дать двое суток ареста, у вас же – с вашим плакатом – просто расстрельная статья…»

Спустя несколько часов в милиции мне отдали копию протокола без дополнительных объяснений, в чем моя вина. Протокол был составлен с грубыми орфографическими ошибками. Дословно: «В руках держала рукописный лозунг и тем самым осуществляла пекитирование и тем самым совершила административное правонарушение».
Впрочем, такой неологизм не помешал отправить меня в суд. Препятствием для суда стало другое. Меня так «грамотно» оформляли в 76-м отделе, что по одному комплекту документов выходило, что я – Вера Павловна, а по другому – Ольга Павловна. Причем подготовили для суда данные и на ту, и на другую.
Судья 209-го участка сказала, что я «ввожу суд в заблуждение, и вынести по мне решение сегодня нельзя, поскольку не представляется возможным установить мою личность». Суд перенесли, и велели мне явиться с паспортом.
Во второй раз судья была другая, а отношение к подсудимым то же – с раздражением и неприязнью.
– Встать, когда даете показания! – скомандовала мне она.
Я поднялась и непроизвольно покачнулась. Чтобы не упасть, сделала шаг вперед.
– Не подползайте ко мне! – резко выкрикнула судья.
Потом стали вызывать свидетелей, которые подтверждали, что я «не размахивала тряпкой», а сидела с маленьким плакатом на спине, спиной к газону, и у меня как минимум четыре свидетеля тому.
Судью это начало раздражать. Она возмутилась:
– Что, все они будут говорить одно и то же?
– Поскольку они видели одно и то же, то, видимо, будут и говорить одно и то же.
Судебное рассмотрение по моему вопросу опять отложено. До 25 апреля. И дело передано новому судье.
Домой возвращаясь, я жалела: не хватает Зощенко! Чуть позже (после разговоров с людьми – участниками марша) я поняла, что Кафки не хватает еще больше…

Нина ПЕТЛЯНОВА

Вместо постскриптума:
Тет-а-тет с дубинками
А может быть, власть как раз и боится того, что несогласные – это не «два вагона хулиганов из Москвы», а умные, серьезные, интеллигентные люди? Свои люди – петербуржцы? И может быть, лучшие из них?..
Конечно, можно закрыть для них вход в метро. Можно не пустить их на центральные улицы города с маршем. Можно даже заставить совсем покинуть страну (есть опыт). Но кто останется?.. Добрый (не бьет, а «останавливает нарушителей»), порядочный («обеспечивает порядок и безопасность») и правильный («действует только в рамках закона») – ОМОН. Остаться наедине с дубинками – самим не страшно?..