Уважаемые читатели! По этому адресу находится архив публикаций петербургской редакции «Новой газеты».
Читайте наши свежие материалы на сайте федеральной «Новой газеты»

Полное снятие смысла

14 ноября 2013 10:00 / Общество / Теги: история

Лучше бы Государственная Дума вообще не работала — вреда от ее законотворческой деятельности было бы меньше. День освобождения Ленинграда от фашистской блокады переименовали: бездарно филологически и бессовестно по существу. Но ведь кто-то читал текст перед тем, как явить его стране?

Новый скандал разгорелся из-за того, как парламентарии переименовали памятную для Петербурга дату — 27 января. День снятия блокады Ленинграда теперь будет называться «День полного освобождения советскими войсками города Ленинграда от блокады его немецко-фашистскими войсками (1944)». Ни выговорить, ни запомнить это не возможно, но Дума уже приняла закон в трех чтениях, а 2 ноября его подписал Владимир Путин. Документ должен вступить в силу 1 января 2014 года. Если только полутора месяцев, оставшихся до этого срока, не хватит, чтобы одуматься и отменить решение. Если, конечно, это нечаянная ошибка, а не целенаправленная политика…

Переименовать 27 января решили давно. В феврале 2010 года депутаты петербургского парламента внесли на рассмотрение в Думу законопроект об изменении названия памятной даты. Местные парламентарии тогда предложили вариант — «День полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады». Как объяснила «Новой» депутат городского ЗакСа Марина Шишкина, о такой корректировке попросили сами блокадники, обратившиеся к народным избранникам: «Их возмущало то, что чиновники в своих речах поздравляют горожан с Днем снятия блокады Ленинграда, а не с Днем полного освобождения города от фашистской блокады».

Однако тогда думцы проигнорировали призыв из северной столицы. Законодательную инициативу петербургских коллег они взялись рассматривать лишь в июне этого года. А в сентябре во втором чтении закона изначально предложенная формулировка претерпела сокрушительные изменения. Согласно документам, опубликованным на официальном сайте Думы, новое название памятной даты сочинили депутат ГД РФ Виктор Заварзин и член СФ Виктор Озеров: «День полного освобождения советскими войсками города Ленинграда от блокады его немецко-фашистскими войсками». Необходимость дополнений авторы поправки в приложении к законопроекту мотивировали так: «Поправка юридико-технического характера позволяет более полно отразить роль подвига советских войск в ликвидации блокады… Кроме того, устраняется смысловая недостаточность наименования дня воинской славы».

Между тем филологи увидели в новой формулировке нагромождение слов, корявость изложения, безграмотность. А блокадники, писатели, историки, ученые, да просто люди, знающие историю Ленинграда, оскорбились: дату, важную для всех горожан, затесали в свод сугубо военных торжеств, упростили, исказили ее смысл.

Почему бывшие военнослужащие, а ныне депутаты Заварзин и Озеров сочли, что без их нововведений не обойтись, а их трактовка — самая верная? В телефонном интервью «Новой» оба переложили ответственность: Заварзин — на неких «ветеранов и блокадников»: якобы «они так придумали», Озеров — на депутатов петербургского ЗакСа: «их творчество». Однако, как говорил герой известной комедии, «все ходы записаны». На думском сайте пошагово прослеживается и как принимался закон, и кто придумал каждый шаг. Новое название памятной даты 27 января именно в такой формулировке «родил» как раз Заварзин.

Виктор ЗАВАРЗИН, депутат ГД РФ, председатель Комитета по обороне ГД РФ: "Вот и вся песня"

Какой смысл вкладывался в это переименование?
— Ветераны обратились к нам — мы поддержали. Все фракции поддержали этот текст. Я при чем? Это народ — не то что в блокаде просто сидел, наши граждане, а было полное освобождение от фашистской блокады. Это мы добавляем вот эту терминологию, которая по просьбе ветеранов должна звучать. Вот и вся песня.
Но блокадники в Петербурге на эту «терминологию», наоборот, обижаются.
— Ничего не знаю. Не знаю, кто обижается. Вы знаете, со ста процентами мы не можем согласиться. Мы проводили комитет — у нас было полное понимание. Обращение было из Питера.
А кто из блокадников, ветеранов обращался?
— Я сейчас не помню навскидку. Я врать не буду. Но были такие обращения. Это не в Комитете по обороне ГД РФ родилось.

Виктор ОЗЕРОВ, член СФ РФ, председатель Комитета по обороне и безопасности СФ РФ: "Это как про сцену - поставили, сняли"

— Я готов разделить лавры, но не готов присвоить. Это проходило через наши комитеты. Но все-таки автором законодательной инициативы было Заксобрание Петербурга. Я не хочу у своих коллег отрывать пальму первенства. Название было внесено так, как этого хотели депутаты ЗакСа Петербурга. Мы согласились с их доводами, что снятие блокады — это вроде кто-то там стену поставил, потом взяли, подняли — и всё. А за этим стояли и человеческие жизни, и мужество, и героизм…
То есть вы в саму формулировку не вносили изменений?
— Да, да. А что вас насторожило-то?
Акцент сделан на «советские войска», подвиг мирного населения, жителей Ленинграда, вообще никак не упомянут…
— Ну а как раньше было их не обижало что ли — День снятия блокады? Вроде кто-то взял поставил, а потом взяли сняли… Вроде как сцена была закрыта, а потом — день открытия сцены, да? Я не знаю. Мы согласились. Потому что мы чувствуем, что это — избранники Петербурга, раз они внесли — значит, они лучше нас знают.
Это была инициатива всех депутатов петербургского ЗакСа или кого-то конкретно?
— Я, честно говоря, не помню. Но явно большинство-то за нее проголосовало. Честно говоря, мы не хотели обидеть никого. Хотели показать, что произошло нечто более значимое, чем просто снятие блокады.

Фото из книги «Человек из оркестра. Блокадный дневник Льва Маргулиса»

Коррекция памяти

Наталия Соколовскаяписатель, редактор книги «Ольга. Запретный дневник» и нового издания «Блокадной книги» Алеся Адамовича и Даниила Гранина, а также блокадных дневников ленинградцев, фото из архивов музея обороны и блокады Ленинграда:

Обратимся к пояснению: «Указанное изменение позволяет более полно отразить роль советских войск в ликвидации блокады города Ленинграда и устранить смысловую недостаточность наименования дня воинской славы».

По поводу «смысловой недостаточности» можно сказать следующее: в новоявленной формулировке она действительно налицо. Как часто бывало в нашей истории, «генеральской правдой» пытаются вытеснить «правду окопную» (солдатскую), а в нашем случае — блокадную (народную). Тут акцент полностью смещен с мирного населения, претерпевшего, без преувеличения, крестные муки внутри блокадного кольца, на события вокруг города. С победы над смертью каждого (даже умерщвленного посредством голода или бомбежек) — на победу армии, чьи заслуги и так сполна отмечены госпраздниками.
Несколько десятилетий знание о блокаде подменяли официальной, более или менее удобной памятью о ней. Коррекция блокадной памяти началась еще во время войны. Вот строки из дневника Ольги Берггольц периода ее командировки в Москву в марте 1942 года: «Здесь не говорят правды о Ленинграде…»; «...Ни у кого не было даже приближенного представления о том, что переживает город… Не знали, что мы голодаем, что люди умирают от голода…»; «…Заговор молчания вокруг Ленинграда»; «О Ленинграде все скрывалось, о нем не знали правды так же, как об ежовской тюрьме». «…Запрещено слово «дистрофия» — смерть происходит от других причин, но не от голода! О, подлецы, подлецы!»; «Смерть бушует в городе… Трупы лежат штабелями… В то же время Жданов присылает сюда телеграмму с требованием — прекратить посылку индивидуальных подарков организациям в Ленинград. Это, мол, «вызывает нехорошие политические последствия»; «По официальным данным, умерло около двух миллионов…»; «А для слова — правдивого слова о Ленинграде — еще, видимо, не пришло время… Придет ли оно вообще?..»

После войны это время не пришло. Уже в конце мая 1945 года А. Прокофьев заявил с трибуны писательского пленума, что «Берггольц, как и некоторые другие поэты, заставила звучать исключительно тему страдания, связанную с бесчисленными бедствиями граждан осажденного города». Берггольц ответила: «Не дам забыть, как падал ленинградец на желтый снег пустынных площадей». В 1946 году в Постановлении о журналах «Звезда» и «Ленинград» подвергли шельмованию Анну Ахматову. А ведь вся страна знала ее стихи: «И ленинградцы вновь идут сквозь дым рядами — живые с мертвыми: для славы мертвых нет», и еще — стихи о полном освобождении Ленинграда от блокады: «...Возвращенный из смертной бездны, Ленинград салютует себе». В 1949-м с разгрома Музея обороны и блокады Ленинграда началось «Ленинградское дело». В 1950 году было расстреляно партийное руководство, работавшее в городе на протяжении всей блокады.

Таким образом, ленинградцам отчетливо дали понять, что для счастливых строителей коммунистического будущего блокадная память может быть и обузой. Не потому ли, когда почти три десятилетия спустя Даниил Гранин и Алесь Адамович приходили в коммуналки блокадников, их встречали недоверием, нежеланием раскрывать душу, в которую власть плюнула. Люди не верили, что вся правда кому-нибудь нужна. Прошедшая цензурные препоны «Блокадная книга» содержала десятки купюр, но оставалась ошеломляющим документом во многом благодаря дневникам ленинградцев, приведенным в ней.

С тех пор именно дневники блокадников являются основным источником знания о блокаде как о народной трагедии. Они — преграда лжи и попыткам переиначить историю, показать ее в удобном для текущего момента виде.

Голоса страстотерпцев, звучащие со страниц блокадных дневников, пытаются рассказать нам нечто важное, касающееся нас, ныне живущих. У А. Адамовича в записных книжках периода работы над «Блокадной книгой» есть поразительная запись, обращенная прямо к нам: «Человек несчастен и оттого, что сам себя не знает. И потому вдруг враг себе. …Кто-то сказал: человек таков, насколько он способен, сколько может услышать о себе, понести правды».

Правду о блокаде мы недослышали, не понесли. Не сумели осмыслить. И многие другие правды — тоже. Наверное, поэтому появляются и подобные переименования дат.
Слова «Никто не забыт, и ничто не забыто» — относятся к каждому ленинградцу. Именно эти люди духом своим удержали город. Об этом их подвиге и главном блокадном уроке для нас, ныне живущих, — слова в новой формулировке не нашлось.

Не оказавшись в сходных обстоятельствах, вряд ли мы можем представить себе, что происходит с человеком в состоянии крайнего и непрекращающегося психологического и физического стресса. Что происходит с человеком, когда в нем перестает работать кантовский «нравственный закон», а работает только инстинкт выживания. В какую беспрецедентную борьбу за сохранение в себе человечного вступает человек.

Юрий БЕЛЬЧИКОВ, доктор филологических наук:

Происходит путаница личной формы местоимения «его» и притяжательного местоимения «его». Притяжательные местоимения совпадают с формами личных местоимений 3-го лица единственного и множественного числа м., ж. и с. рода в родительном и винительном падежах. Поэтому получается абсурд: немецко-фашистские войска «его» — Ленинграда. В данном предложении «его» — личное местоимение. Затруднено понимание смысловой связи личного местоимения с другими словами из-за неправильной (двойственной) синтаксической позиции местоимения. По общему правилу, личное местоимение относится к ближайшему из предыдущих существительных, одинаково с ним оформленному».

Ирина АЛЕКСЕЕВА, кандидат филологических наук:

«В данной формулировке местоимение «его» в постпозиции к определяемому слову используется исключительно в канцелярском стиле, причем только в том случае, когда нет опасности двойного понимания притяжательной принадлежности. В общей письменной литературной норме постановка личного местоимения в притяжательном значении в эту позицию вообще невозможна».

Ксения ТВЕРЬЯНОВИЧ, кандидат филологических наук:

«Налицо разрушение фразеологизированного оборота «блокада Ленинграда», принятого в русском языке и отшлифованного десятилетиями народного употребления».

У проруби. 1942 год

Блокадные дневники

Юра Рябинкин, 16 лет:
Ноябрь 1941
…Засыпая, каждый день вижу во сне хлеб, масло, пироги, картошку. Да еще перед сном — мысль, что через 12 часов пройдет ночь и съешь кусок хлеба…
Декабрь
…Каждый прожитый мною здесь день приближает меня к самоубийству. Действительно, выхода нет. Голод. Страшный голод. Опять замолкло все об эвакуации.… Я чувствую, знаю, что вот предложи мне кто-нибудь смертельный яд, смерть от которого приходит без мучений, во сне, я взял и принял бы его.
3 января 1942
…И дневник-то этот не придется мне закончить, чтобы на последней странице написать слово «конец». Уже кто-нибудь другой запишет его словами «смерть». А я хочу так страстно жить, веровать, чувствовать!
Умер в январе 1942-го.

Боря Капранов, 16 лет:
Декабрь 1941
…Вставать незачем, и мы рассказываем сны. Я начинаю рассказывать свой сон: «Я сегодня во сне ел белую булку и половину оставил».… В комнате почти все видят во сне хлеб, так как думают все об одном, ибо все голодны.
…Кладбища завалены, гробов нет, и около кладбищ большие очереди с покойниками, завернутыми в материю. Помирает очень много, а живые едва ходят…
…Едва таскаю ноги, дыхание спирает и жизнь уже не мила. В комнате только и слышно, что об еде.… Выживу ли я в этом аду?
Умер в феврале 1942-го, по пути в эвакуацию.

Лена Мухина, 16 лет:
Март 1942
…Сердце разрывается, когда начинаю вспоминать о маме…
Мамочка, мамуся, ты не выдержала, ты погибла… ты умерла, слабела с каждым днем, но ни одной слезинки, ни жалоб, ни стонов, ты старалась ободрить меня, даже шутила.
…Я знала, что мама умрет… но я никак не могла предполагать, что смерть наступит завтра.… Она так и не пришла в сознание и тихо умерла, как-то замерла, я даже не заметила. Хотя сидела у ее изголовья. Так умирают от истощения все…

Ирина Зеленская, заведующая плановым отделом 7-й ГЭС:
Август 1941
…Я с ужасом смотрю на детей, которые по-прежнему кишат в Ленинграде. Не знаю, сколько их уехало, но на улицах и в трамваях детей не стало меньше. И это ужасающее непонимание событий!
Декабрь 1941
…На станции умер от истощения маленький зольщик Вася Михайлов. Он ходил до последнего вечера, и у него была также уже нечеловечья заострившаяся мордочка, как у зверька.… У меня крепко держится все доброе по отношению к людям, которые проявляют хоть каплю мужества и стойкости, в которых жив человеческий дух…
Январь 1942
…Люди падают и умирают буквально на ходу. Вчера еще молодой парень стоял на вахте, сегодня слег, а на другое утро готов. В сарае лежит пять или шесть скопившихся трупов, и никто как будто их и хоронить не собирается.
…Работать на станции становится почти некому. Последние кочегары, которые еще держатся на ногах, выбиваются из сил, стоя по 2–3 вахты подряд…

Израиль Назимов, в 1941–1942 гг. заведующий райздравотделом Кировского района:
Январь 1942
…Люди падают на улице, тихо и безропотно, в одиночестве умирают дома. На улицах много отечных, еле передвигающихся. Безбелковые отеки. Новый термин — алиментарная дистрофия.
…Приступаю к организации стационаров для дистрофиков.
…А что делать с детьми? Как сохранить их жизни? Многие матери теряют чувство материнства… съедают все, что принадлежит им и их детям. Безропотные, беззащитные они не отстаивают свое право на существование и гибнут…
…Как хотелось бы вкусно и сытно поесть! Хоть один только раз! Какое это должно быть удовольствие!
…Жители верхних этажей чердаки превратили в уборные. На главных магистралях района такая же картина. Нужно срочно принимать конкретные меры. Приближается весна. Она принесет с собой эпидемические заболевания.
…Когда кривая смертности начнет падать?… Трупы, трупы и трупы. Они всюду — на улицах и площадях, чердаках и подвалах, в домах и дворах, около ворот и парадных, в выгребных ямах и уборных. Везде и всюду.
…О захоронении в гробах здесь стали забывать. Тряпки, просто наголо раздетые, они — трупы, или доставляются в морг или просто выбрасываются на улицу.
…Тот, кому придется знакомиться с этими записками, особенно не бывший в этот период в городе, — не будет верить всем этим диким фактам, свидетелями коих являемся мы.
Владимир Ге, лектор политотдела 42-й армии Ленфронта:
…Я не знаю ни одного случая открыто выражаемого политического недовольства, возведения на советскую власть вины на обрушившееся несчастье, ропот или возмущения. А ведь в их положении им терять нечего было.… Люди упорно, выбиваясь из последних сил, продолжали работать на оборону города. Люди умирали без протеста и, я бы сказал, без страха. Психологически они себя уже подготовили. Я слышал рассуждения некоторых, что их не пугает то, что они умрут через несколько дней, а их гнетет, что они будут брошены на свалку мертвецов, как и тысячи других до них…

Лев Ходорков, главный инженер 5 ГЭС:
Январь 1942
…У начальника цеха собрались ИТР. Даю указание, что делать.… В соседней комнате умирает кочегар. Мы не прерываем своих занятий. Буфетчица с лопающимся от жира лицом со смешком говорит: «Где тут умирающий, пусть перед смертью поест суп». Все мерзнет. Надо спасать оборудование.
…У Дома Красной Армии замерзает плохо одетый мальчик лет восьми. Рыдает, кричит: мама, мама. Никто не обращает внимания.
…Хочу сберечь основные кадры… Сердце разрывается смотреть, что делается с нашими людьми.… Золотые люди, выросшие в течение 10–20 лет, гибнут. В неприкосновенности сохраняются кадры нарпита и продуктовых магазинов.
Февраль 1942
Заморожена первая очередь, вышли из строя питательные линии. Большие перебои с продажей хлеба. Есть в городе мука, но стоят хлебозаводы. Нет энергии, нет воды.
С голода повесился мастер.… Воют замерзающие голодные женщины. Утром лежат мертвыми.

Татьяна Великотная, служащая:

Зима 1941/42гг.

…Мы с Катей пошли в совхоз, просили сделать гроб; отказ: досок нет. «Хороните без гроба, — сказал директор, — не вы первая». Мне показалось это очень оскорбительным и печальным, но теперь я пришла к другому заключению: время такое, что нет прежних норм жизни и смерти…
…Стоят не зарытые гроба! Стоят вскрытые гроба, и покойники в них лежат полураздетые, т. к. с них все сняли, что можно носить…
30 марта 1942 г.
Я вчера читала целый день «14-е декабря» Мережковского, предварительно разорвав книгу пополам, т. к. не в состоянии держать в руках такую тяжесть…
Умерла 1 апреля 1942 г.

Вера Берхман, медицинский работник, сестра Т. Великотной:
Сентябрь, 1942
Много плачу, и как только заплакала, так плачу ежедневно. Умом я начала охватывать ужасы, сердцем — сострадать, где только можно. Начала с Божией помощью приневоливать волю к добру. Слезы — моя радость, моя бодрость, они умывают грязь и ржавчину.
Февраль, 1943
…А вот надо отметить то, что все эти люди, почти все, которые умерли, они до самой смерти, до последнего вздоха своего поднимали и подняли знамя духа над плотью.
…Зимой 1942 г., еще до смерти Тани, я выносила ведро на помойку. И еще одна пришла с ведром… и она, не помню уж на какие мои слова или просто так, сказала: «Мы не люди теперь, мы не понимаем, кого мы теряем, кого мы хороним и как хороним, а вот когда проснемся, горе с нами будет, как тяжело будет наше пробуждение, как мы ужасно будем плакать об утерянных днях, о наших преступлениях и об этих людях»…
…Вот потекли слезы, и как будто облегчили, и опять…
Июнь, 1943
…Благодарю Тебя за все, как за благо, как за чудо, как за счастье… Благодарю Тебя за то, что Ты взял «их» из среды живых, от этого тлетворного и развращенного мира в Небесный Иерусалим…

Память о Ленинградской Голгофе вымывалась на протяжении нескольких десятилетий. И теперь, благодаря переименованиям, подобным нынешнему, — этот процесс продолжается.

В январе 2014 года о блокаде будет произнесено много разных слов. Но в первую очередь давайте слушать голоса тех, кто сквозь время обращается к нам со страниц дневников, голоса тех, кто навсегда живет теперь в Небесном граде Иерусалиме, где отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло.
…Прошло для них. Не для нас.

Даниил ГРАНИН, писатель, почетный гражданин Петербурга, один из авторов «Блокадной книги»: "

— Конечно, жалко. Жалко, что блокадников вообще исключили из истории блокады и всё передали советской армии. Я-то прекрасно знал и помнил всегда, и был убежден, что — если бы за нами было просто пространство, просто поле, какая-то земля пустая или какие-то поселки — мы бы не сумели выстоять на фронте. Нельзя, нельзя — это очень обидно — исключать блокадников, горожан из истории защиты Ленинграда и из истории блокады. Снятие блокады — это результат совместной судьбы города, горожан и ленинградского фронта. История защиты Ленинграда, история блокады — это общая история, неразделимая между фронтом и горожанами.

Мне совершенно непонятно: зачем вообще менять старое название, к которому уже привык и наш город, и Россия, и весь мир? Никаких серьезных причин к такому переименованию я не вижу. В новом названии акцент по неизвестным причинам сделали именно на вооруженные силы, отодвинув на задний план подвиг обычных людей. Но ведь это решение уже принято? А если решение принято — то вряд ли начальники захотят отказаться.

Но решение принимали москвичи, к тому же люди, далекие от блокады…
— Решение принимали не москвичи, а принимали начальники, которые не имеют никакой городской принадлежности. Они просто начальники.

Они не ленинградцы. Может быть, они не знают истории города.
— Между прочим, они и ленинградцы тоже. Путин-то — ленинградец или кто?

Лев ЛУРЬЕ, историк, петербургский краевед, писатель, журналист:

— Мне кажется, вся эта история предпринята потому, что в прошлом году наше правительство удивительным образом проспало 70-летие прорыва блокады Ленинграда. Теперь они хотят отыграться каким-то другим специальным образом. Это попытка властей загладить позорную ошибку. Поэтому они подсунули президенту указ, по которому юбилей 1944 года якобы «важнее» юбилея 1943 года. Хотя, конечно, для ленинградцев прорыв блокады имел большее значение, чем ее снятие.

Главная беда нового названия в том, что в нем упущены мучения и подвиг самих ленинградцев. А для Ленинграда память о блокаде связана не только с тем миллионом человек, которые погибли на Ленинградском и Волховском фронтах, но и с тем миллионом человек, которые умерли от голода. Поэтому это день скорби, общей скорби, он должен был быть как-то мудрее обозначен.

Еще надо сказать о том, что все эти словесные пассы не имеют совершенно никакого отношения к реальным делам — к уходу за памятниками, например. Недавно я видел Невский пятачок, Синявинские болота — все они производят тяжелое впечатление. В Петербурге до сих пор нет большого настоящего Музея блокады. Вся эта словесная эквилибристика должна прикрыть полное невнимание к реальной памяти.

Яков ГОРДИН, историк, писатель:

— Новый вариант названия не только неуклюже сформулирован, но и по существу меняет отношение к событию — преувеличена роль военных, которые взяли на себя удар, а жертвы и страдания жителей Ленинграда уходят на второй план. Город выпадает из сюжета вообще, хотя блокаду прорывали с двух сторон. Но в результате трагический сюжет блокадного города выглядит все более казенным. На умы людей, которых эта дата задевает непосредственно, переименование повлияет слабо. Но под угрозой оказывается восприятие даты младшими поколениями, которые не настолько эмоционально вовлечены: надрыв уходит со старым названием. Освобождение от блокады сквозь десятилетия будет выглядеть как рядовая операция.

Когда произносишь «прорыв блокады Ленинграда» или «снятие блокады» — это энергично, за этим стоит трагедия города. А новая длинная размытая формулировка снимает напряженность. Мне кажется это неправильно.

Я не думаю, чтобы тут была какая-то мощная идеологическая подоплека. Естественно, не сам президент сидел и голову ломал, как бы это назвать. Люди, которые ему предложили такой вариант, к блокаде относятся равнодушно, для них она роли не играет. Ну погиб миллион человек — подумаешь.