Учить, не делая различий
В Петербурге появился проект концепции инклюзивного образования — речь идет об обучении детей с ограниченными возможностями в массовых школах, вместе с нормально развивающимися сверстниками. Как и любая концепция, она достаточно обща и, по сути, лишь обозначает направление движения. Но путь от общего к частному городские власти хотят пройти достаточно быстро — уже к лету Комитет по образованию планирует разработать и выпустить пакет нормативных документов, касающихся инклюзива, чтобы уже в будущем учебном году особые дети и их родители смогли воспользоваться новыми возможностями…
Особые дети в одном классе с обычными — по европейскому пути
Сегодня в Петербурге существует система коррекционных школ — для слабовидящих и слепых, для имеющих серьезные проблемы со слухом, для инвалидов-опорников, для детей с патологиями речи, задержками развития или умственной отсталостью. По словам начальника отдела инновационных образовательных технологий Комитета по образованию Натальи Зенич, рушить эту систему никто не собирается. С другой стороны, нужная по профилю школа может оказаться на другом конце района или даже города. И если ребенок с ограниченными возможностями способен потянуть массовую программу, то почему бы ему не учиться «в своем дворе», вместе со всеми? Ведь пройдет время — и ему все равно придется жить, работать в большом мире — и чем раньше он привыкнет к этому, тем лучше…
— Такой опыт в городе есть, но сегодня задача состоит в том, чтобы перенести его в массовые образовательные учреждения и сделать исключения из правил нормой, — говорит заведующий кафедрой клинической психологии Института специальной педагогики и психологии Роман Демьянчук.
Стоит сказать, что сама по себе идея инклюзивного образования отторжения практически ни у кого не вызывает — вопрос в том, как все это будет организовано. Мамы детей с ограниченными возможностями боятся, что попытка социализации обернется психологическими травмами — непохожий на других ребенок может превратиться в изгоя, особенно если он будет вести себя «не так», и у него возникнут какие-либо трудности в процессе обучения. Мамы обычных детишек хотят, чтобы в школе не столько воспитывали, сколько давали образование. «Сегодня учителя зачастую не могут ввести в рамки и относительно здоровых ребят. А если в классах появятся еще и особые дети, требующие дополнительного внимания со стороны преподавателя, то нам школьную программу дома проходить придется», — говорят они.
По мнению Демьянчука, эти страхи неоправданны.
— Допустим, в Бельгии считается, что инклюзив оправдан лишь в случае, когда детей с ограниченными возможностями в массовых школах немного. Это может быть один ребенок на небольшую школу или один на параллель… в крайнем случае на класс. Но вариант, когда в одном классе оказываются, допустим, слабовидящий ребенок и ребенок, у которого проблемы с опорно-двигательным аппаратом, разумеется, исключен, — говорит он. — Кроме того, инклюзив допустим далеко не во всех случаях. Он противопоказан, например, при тотальной слепоте, при умственной отсталости. При выраженных расстройствах эмоционально-волевой сферы… Опять же сошлюсь на бельгийский опыт — там возможность инклюзивного образования предоставляется детям, которые могут осваивать массовую программу и при этом не мешать другим.
— С другой стороны, здесь многое зависит от того, как учитель сумеет выстроить учебный процесс, — добавляет Наталья Зенич. — И мы сознаем, что здесь есть определенная проблема, потому что многие из них просто не умеют работать с особыми детьми. Они могут быть прекрасными специалистами, замечательно знать свой предмет, но вот коррекционной педагогике их никто не обучал. Поэтому сейчас мы планируем во все программы повышения квалификации ввести новый модуль. Модуль этот может быть расширен с учетом запросов и пожеланий тех учителей, которые знают, что к ним в класс придут дети с ограниченными возможностями.
По словам Натальи Юрьевны, в ближайшее время предполагается организовать семинары для учителей на базе коррекционной школы № 25. «Мы хотим, чтобы они получили необходимый минимум знаний в области психологии и медицины. Но главное — посмотрели, как ведется работа по обучению действительно тяжелых ребят, которые никогда не придут в массовые школы. Думается, это позволит слушателям по-новому взглянуть на многие вещи»…
Переподготовка кадров — это важная, но далеко не единственная проблема, которую сегодня необходимо решить. Так, пока не решен вопрос со службой сопровождения. Понятно, что многие дети с ограниченными возможностями не смогут обойтись без помощников — собственно, такая практика существует во всех странах, где развито инклюзивное обучение. «У нас в городе в 593-й школе, где проводится эксперимент по инклюзивному обучению, сопровождение ребят осуществляют волонтеры. Но понятно, что, когда инклюзив войдет в практику многих учебных заведений, силами волонтеров будет уже не обойтись и проблему придется решать иначе», — говорит Демьянчук.
Обучение ребенка с ограниченными возможностями в коррекционной школе обходится дороже, и было бы логично, если бы эти деньги шли за ним и в массовую школу. Это, кстати, могло бы быть дополнительным стимулом для организации инклюзивного образования. В комитете говорят, что здесь существуют определенные сложности, но обещают еще до конца учебного года обкатать новую систему финансирования.
— На самом деле проблем очень много, как и в любом новом деле, и их невозможно решить заранее и навсегда, — говорит Зенич. — Потому что мы стремимся создать гибкую систему — не такую, в которую должен вписаться любой ребенок, а такую, которая бы приспосабливалась под его нужды. Кому-то нужна коррекционная школа, кому-то коррекционный класс в обычной школе, кому-то инклюзивное образование, кому-то надомное или дистанционное с возможностью присутствовать на части уроков. Вариантов очень много, и окончательный выбор должны сделать родители — с учетом рекомендаций психолого-медицинско-педагогической комиссии. Наша задача в том, чтобы обеспечить эту вариативность…
Понятно, что в следующем году инклюзивное образование не станет массовым — скорее всего, речь пойдет о единичных случаях. Но Европа шла к этому десятилетиями, и было бы наивно полагать, что мы сможем быстро пройти этот путь.
Сегодня в Петербурге существует система коррекционных школ — для слабовидящих и слепых, для имеющих серьезные проблемы со слухом, для инвалидов-опорников, для детей с патологиями речи, задержками развития или умственной отсталостью. По словам начальника отдела инновационных образовательных технологий Комитета по образованию Натальи Зенич, рушить эту систему никто не собирается. С другой стороны, нужная по профилю школа может оказаться на другом конце района или даже города. И если ребенок с ограниченными возможностями способен потянуть массовую программу, то почему бы ему не учиться «в своем дворе», вместе со всеми? Ведь пройдет время — и ему все равно придется жить, работать в большом мире — и чем раньше он привыкнет к этому, тем лучше…
— Такой опыт в городе есть, но сегодня задача состоит в том, чтобы перенести его в массовые образовательные учреждения и сделать исключения из правил нормой, — говорит заведующий кафедрой клинической психологии Института специальной педагогики и психологии Роман Демьянчук.
Стоит сказать, что сама по себе идея инклюзивного образования отторжения практически ни у кого не вызывает — вопрос в том, как все это будет организовано. Мамы детей с ограниченными возможностями боятся, что попытка социализации обернется психологическими травмами — непохожий на других ребенок может превратиться в изгоя, особенно если он будет вести себя «не так», и у него возникнут какие-либо трудности в процессе обучения. Мамы обычных детишек хотят, чтобы в школе не столько воспитывали, сколько давали образование. «Сегодня учителя зачастую не могут ввести в рамки и относительно здоровых ребят. А если в классах появятся еще и особые дети, требующие дополнительного внимания со стороны преподавателя, то нам школьную программу дома проходить придется», — говорят они.
По мнению Демьянчука, эти страхи неоправданны.
— Допустим, в Бельгии считается, что инклюзив оправдан лишь в случае, когда детей с ограниченными возможностями в массовых школах немного. Это может быть один ребенок на небольшую школу или один на параллель… в крайнем случае на класс. Но вариант, когда в одном классе оказываются, допустим, слабовидящий ребенок и ребенок, у которого проблемы с опорно-двигательным аппаратом, разумеется, исключен, — говорит он. — Кроме того, инклюзив допустим далеко не во всех случаях. Он противопоказан, например, при тотальной слепоте, при умственной отсталости. При выраженных расстройствах эмоционально-волевой сферы… Опять же сошлюсь на бельгийский опыт — там возможность инклюзивного образования предоставляется детям, которые могут осваивать массовую программу и при этом не мешать другим.
— С другой стороны, здесь многое зависит от того, как учитель сумеет выстроить учебный процесс, — добавляет Наталья Зенич. — И мы сознаем, что здесь есть определенная проблема, потому что многие из них просто не умеют работать с особыми детьми. Они могут быть прекрасными специалистами, замечательно знать свой предмет, но вот коррекционной педагогике их никто не обучал. Поэтому сейчас мы планируем во все программы повышения квалификации ввести новый модуль. Модуль этот может быть расширен с учетом запросов и пожеланий тех учителей, которые знают, что к ним в класс придут дети с ограниченными возможностями.
По словам Натальи Юрьевны, в ближайшее время предполагается организовать семинары для учителей на базе коррекционной школы № 25. «Мы хотим, чтобы они получили необходимый минимум знаний в области психологии и медицины. Но главное — посмотрели, как ведется работа по обучению действительно тяжелых ребят, которые никогда не придут в массовые школы. Думается, это позволит слушателям по-новому взглянуть на многие вещи»…
Переподготовка кадров — это важная, но далеко не единственная проблема, которую сегодня необходимо решить. Так, пока не решен вопрос со службой сопровождения. Понятно, что многие дети с ограниченными возможностями не смогут обойтись без помощников — собственно, такая практика существует во всех странах, где развито инклюзивное обучение. «У нас в городе в 593-й школе, где проводится эксперимент по инклюзивному обучению, сопровождение ребят осуществляют волонтеры. Но понятно, что, когда инклюзив войдет в практику многих учебных заведений, силами волонтеров будет уже не обойтись и проблему придется решать иначе», — говорит Демьянчук.
Обучение ребенка с ограниченными возможностями в коррекционной школе обходится дороже, и было бы логично, если бы эти деньги шли за ним и в массовую школу. Это, кстати, могло бы быть дополнительным стимулом для организации инклюзивного образования. В комитете говорят, что здесь существуют определенные сложности, но обещают еще до конца учебного года обкатать новую систему финансирования.
— На самом деле проблем очень много, как и в любом новом деле, и их невозможно решить заранее и навсегда, — говорит Зенич. — Потому что мы стремимся создать гибкую систему — не такую, в которую должен вписаться любой ребенок, а такую, которая бы приспосабливалась под его нужды. Кому-то нужна коррекционная школа, кому-то коррекционный класс в обычной школе, кому-то инклюзивное образование, кому-то надомное или дистанционное с возможностью присутствовать на части уроков. Вариантов очень много, и окончательный выбор должны сделать родители — с учетом рекомендаций психолого-медицинско-педагогической комиссии. Наша задача в том, чтобы обеспечить эту вариативность…
Понятно, что в следующем году инклюзивное образование не станет массовым — скорее всего, речь пойдет о единичных случаях. Но Европа шла к этому десятилетиями, и было бы наивно полагать, что мы сможем быстро пройти этот путь.
Виктория РАБОТНОВА