Эдуард лимонов: власть будет гасить недовольство омоном и деньгами

Жест рационального отчаяния
— С какой целью на этот раз вы приехали в Петербург?
— Это моя первая поездка в рамках еще не начавшейся президентской кампании: я уже заявил о намерении быть кандидатом в президенты в 2012 году. Кампания начнется в 2011-м, но я декларировал свое намерение заранее, чтобы подготовить общественное мнение и убедить людей встать под мое знамя.
— Почему вы решили идти на президентские выборы?
— Я предлагал и Каспарову, и Касьянову, как руководителям наиболее значимых политических организаций, возглавить оппозицию, потому что это факт — именно у нас наибольшее число сторонников. Почему теперь я это сделал? Считаю, что оппозиция не имеет права быть сборищем сопредседателей и вождей. Когда в организации 30 сопредседателей — никто ни за что не отвечает. Я считаю, что власть персонифицирована. Вначале была Путиным, теперь Путиным и Медведевым. Оппозиция тоже должна быть персонифицирована, желательно, чтобы одной символической фигурой. Так всегда было: если посмотрим на победоносный период в Польше — оппозицию возглавил Лех Валенса, причем в этой оппозиции были всякие люди; в Чехословакии — Вацлав Гавел. Раньше я видел три подходящие фигуры в современной России. Но сейчас, убедившись, что мои товарищи Каспаров и Касьянов наделали огромное количество ошибок, я предложил такой фигурой себя. Это жест рационального отчаяния, потому что я не вижу в моих партнерах по политическому бизнесу достаточной решимости, опыта и политического таланта. Во мне нет личного тщеславия, жажды власти — я просто хочу быть причиной для конфликта между властью и оппозицией, но в легальных формах.

Сейчас не время либералов
— На данный момент, когда популярность Маршей несогласных сходит на нет — какие формы борьбы вы видите для себя приемлемыми?
— Популярность маршей не уменьшается, мы просто живем в полицейском государстве. Если завтра Франция станет полицейским государством, то популярность маршей там тоже будет не очень велика. Когда говорят, что у нас люди не такие, — это неправда, они такие же, как и во всем мире, и у них не больше трусости и не меньше храбрости — просто это полицейский режим.
Когда разрешали хотя бы митинги, на них выходили тысячи людей. И тому доказательств немало: первый из маршей, который был разрешен в ноябре 2007 года в Москве, собрал от 5 до 7 тысяч человек. Причем это был митинг, который перерос в марш.
Я считаю, все равно надо проводить марши или дни несогласных — в другом формате. И проводить их упрямо, куда чаще, чем мы это делаем. ОГФ, Каспаров занимают куда более сдержанную позицию, иногда прямо противоположную: говорят, что не надо частить.
— Ваши разногласия с коалицией «Другая Россия» продолжают расти?
— Я недоволен положением в «Другой России». Каспаров перестроился, и его интересы сместились в сторону узкой либеральной коалиции. За последние полтора года была проделана большая работа по созданию этой коалиции — на мой взгляд, это капитуляция. Убедившись, что Каспаров переместил большую часть своей энергии на «Солидарность», мы, конечно, разочаровались. Я считаю, что «Солидарность» — это непопулярная и бесперспективная затея. В период кризиса либеральной капиталистической экономики — может, это вообще крах мирового рынка — создавать либеральную коалицию бесполезно.
— Каковы, на ваш взгляд, перспективы других оппозиционных групп?
— «Яблоко», на мой взгляд, — разрушившаяся организация, неуместно пуристская. Там осталось немного людей, основная боевая единица — питерское отделение во главе с Резником. Остальные войска деморализованы, Явлинский отошел на второй план.
Год назад была создана перспективная Национальная ассамблея — это была моя идея расширить коалицию. Туда людей выбирали по принципу парламента — никому не нужно было поступаться принципами, идеологией. Люди в этой коалиции самые разные, 60 регионов проголосовали на выборах, пусть самодеятельных — но все региональные активы были задействованы. И когда Национальная ассамблея была создана, с ней связывали много надежд. Однако наши союзники увели ассамблею в спячку, в летаргию; она не только не стала новой силой, но даже значительно уступает по активности «Другой России».
— Как вы оцениваете выборы в Сочи?
— Касательно участия Немцова: это что, были выборы, чтобы создать сепаратистскую либеральную сочинскую республику? Это были выборы мэра в чекистском государстве. Я считаю, что затея отдает опереттой. Курортный водевиль. Ничего путного ни в каком случае не могло получиться. Может, он пытался пиар заработать, но серьезного продолжения быть не могло. Куда стремился Немцов? Да и «Солидарность»? Они ходят на акции с лозунгом: «Нам нужна другая Россия». Думают что, если будут кричать наши лозунги — их полюбят люди? Они все равно буржуа. Честнее всего Хакамада. Она сказала, что сейчас не время либералов. И это так.
— Возможна ли в России бархатная революция?
— Это современный метод избавления народа от непопулярного режима — когда народ вызывается на улицу в качестве свидетеля и аргумента. Кто-то говорит: результат выборов неверный — люди выходят, и все решается. Хорошо, что сейчас появился такой бескровный способ смены режима. Именно бархатная революция желательна в России, и она будет. Я не могу сказать про 2012 год — может, и президентские выборы будут раньше. Но я просто уверен, что рано или поздно такая ситуация создастся.

Всегда в опале
— Что вы думаете о «либерализации» Медведева?
— Я пока не вижу особой либерализации — вижу попытки Медведева казаться лучше, даже в интервью вашей газете была лишь попытка выглядеть пристойно. Для меня оттепель начнется только тогда, когда будут выпущены из тюрем и лагерей мои товарищи, осужденные незаконно. Это во-первых. Во-вторых, когда будет отменено запрещение партии, которую я возглавлял многие годы. Тогда я и скажу, что либерализация происходит.
— Какой смысл вы вкладываете в термин «национал-большевизм»? Какую программу вы хотели бы воплотить в жизнь, если бы получили возможность участвовать в политической жизни страны?
— Мы уже не говорим о национал-большевизме. Безусловно, я опираюсь на своих сторонников, но партия с таким названием запрещена. Когда речь идет о грандиозной задаче — президентских выборах — нужна поддержка всея Руси, без различия идеологий.
Моя программа обнародована с 23 марта, и она не идеологическая, скорее программа кризисного менеджера. Там несколько разделов, и среди прочего — «мои национальные проекты»: национализация нефтяной и газовой промышленности, строительство доступного жилья через национализацию строительных компаний, перенос столицы в южную Сибирь — иначе мы потеряем Дальний Восток. Все эти идеи уже высказывались обществом.
— Как вы относитесь к проблеме национализма в России? В частности, к возрастающей волне бытовой ксенофобии, а также к усилению экстремистского наци-скинхед-движения и к их идеологическим противникам — антифа?
— Следует различать национализм — политическое течение, исторически имеющее различные формы, — и ксенофобию. О формах национализма: например, национал-социалист Гитлер порой вступал в политические союзы с немецкими «классическими» правыми националистами, но затем пересажал значительную часть из них. Уцелевшие поучаствовали в покушении на Гитлера в июле 1944-го. Национал-большевик Эрнст Никиш еще в 1937 году выпустил книгу «Гитлер — злой рок Германии», за что был немедленно отправлен в концлагерь.
Скины — не политическое движение. Они движение пива и молодежного насилия, в том числе и активно ксенофобское. Говорить, что антифа и скины — идеологические противники, в корне неверно. Разумнее характеризовать их как враждующие молодежные альтернативные группировки. То обстоятельство, что вместо того, чтобы обратить свою энергию против жесточайшего средневекового режима неоцаризма, эти ребята охотятся друг на друга, меня лично печалит.
— Подвергаетесь ли вы преследованиям в настоящий момент?
— Я всегда им подвергаюсь. С недавнего времени стали звонить с угрозами, но этим трудно на меня воздействовать, так как я несколько лет отсидел за решеткой. За мной следят; не могу сказать, что постоянно, но очень часто. Меня не допускают ни на один канал, кроме РенТВ. У меня все меньше возможностей выступать и в печатной прессе: мои возможности ограничены государством. Сейчас 18 моих товарищей находятся за решеткой либо в бегах, под приговором. Все больше сфабрикованных дел по статье «экстремизм», они начаты — и люди подвешены в воздухе. Около 20 человек обвинены в этом, но еще не сидят.
Даже если взять литературу — я, писатель, не могу переиздать мои тюремные книги. Издательства отказывают. 12--15 первых моих книг, те, что написаны за границей, издают. А еще 30 книг, написанных после возвращения в Россию, не берутся, хотя они успешно продавались. Кстати, они прекрасно издаются за границей. Книга «По тюрьмам» вышла во Франции, оказалась событием недели — все было продано.
— Приведет ли к чему-либо нынешний кризис?
— Что, где и когда будет, я не знаю, я не гадалка Ванга. Вся планета не ожидала этого кризиса. До сих пор по-настоящему неизвестны его причины. Мое мнение — это следствие того, что мировая экономическая система усложнилась до пределов возможного. Если в этой общемировой кровеносной системе песчинка закупоривает мельчайшую вену — это сказывается на всем организме. Я боюсь, как бы это не был крах знаменитого мирового рынка.
Как политик я в известной степени считаю, что это шанс для оппозиции. Но как гражданин испытываю трудности и на себе — и вижу, что для людей это плохо.
Темп кризиса оказался медленнее, чем предсказывали: говорили, что в марте будет пик. Мы уже в мае — а пика не наблюдаем. Процессы будут происходить, но медленнее. Думаю, что власть сейчас будет пристальнее следить за происходящим в стране — и гасить недовольство граждан ОМОНом и деньгами.

Беседовал Анджей БЕЛОВРАНИН