Уважаемые читатели! По этому адресу находится архив публикаций петербургской редакции «Новой газеты».
Читайте наши свежие материалы на сайте федеральной «Новой газеты»

Театр одного

18 сентября 2008 10:00

Михайловский театр в этом году отмечает 175-летие. Несколько месяцев назад нынешний генеральный директор «императорской сцены» Владимир Кехман бравировал: «Мы планируем отметить этот юбилей так, чтобы о нашем театре уже никогда не забыли». До юбилея еще есть время. Но главной цели Кехман, похоже, уже добился…

Новый сезон вместо премьеры открыли скандалом





Ребенок получился уродом
Скандала, подобного тому, который сейчас сотрясает его стены, Михайловский театр не знал за всю 175-летнюю историю существования.
В год юбилея открытие сезона в театре обещали сделать необычным. И обещание выполнили. Вместо премьерного спектакля сезон начался с происшествия — в театральных кругах — чрезвычайного. Премьера на бывшей императорской сцене знаменитой оперы Чайковского «Евгений Онегин» (в реконструкции спектакля по постановке Станиславского 1922 года), которую в театре готовили с весны, сорвалась. Спектакль отменили буквально за три дня до премьеры. Деньги за все проданные (на 16 и 20 сентября) билеты — около тысячи штук — руководство театра обещает вернуть в течение двух недель. По официально озвученным данным, бюджет спектакля составлял 20 миллионов рублей. Те, кто мало знаком с Владимиром Абрамовичем, считают, что он «погорел».
15 сентября, выступая по этому скандальному поводу на пресс-конференции, генеральный директор Михайловского театра Владимир Кехман заявил: «Причиной отмены стало то, что режиссер Михаил Дотлибов не смог справиться с поставленной задачей… Когда я с ним договаривался, принципиально было, чтобы для молодежи... Я не делал этот спектакль, чтобы отдать дань Станиславскому... Я хотел, чтобы именно молодежь увидела современную историю, потому что Онегин — это современная история». Кехман не сдерживал эмоций: «Я был в шоке от увиденного на прогоне спектакля. Никогда не известно, каким будет ребенок, но этот получился уродом».
Художественный руководитель оперной труппы Михайловского театра Елена Образцова не просто соглашалась со своим «шефом», но и переживала за него: «Мои художественные критерии не позволили разрешить эту постановку, поскольку режиссер допустил много ошибок. Я была шокирована вещами, которые сделал режиссер, которые невозможны, которые идут против воли Чайковского...» Спустя несколько месяцев после начала репетиций Елена Васильевна вдруг обнаружила, что «спектакль неактуальный», и добавила, что «впредь будет тщательнее контролировать выбор своего любимого директора, чтобы он не совершал таких ошибок».
Чья это ошибка — оставим на суд специалистов. Но даже крайняя степень непосвященности не позволяет проигнорировать тот факт, что в предложенной к постановке опере «Евгений Онегин» сочетаются волеизъявления трех авторов, которые с 1922 года и до сих пор успешно сосуществовали на разных сценах. «До конца моих дней я буду помнить первое оперное детище Станиславского, рожденное в его оперной студии, — это дивное слияние трех русских гениев — Пушкина, Чайковского и Станиславского», — писал о спектакле композитор Сергей Рахманинов.

Хотели как лучше…
Наверное, по изначальному замыслу спектакль должен был получиться грандиозным. Для постановки «Евгения Онегина» на петербургской сцене был приглашен румынский дирижер швейцарского происхождения Ион Марин и специально выписан из Германии известный русский режиссер Михаил Дотлибов (81-летний постановщик живет сегодня в Бонне). Еще в 1992 году Дотлибов ставил оперу «Евгений Онегин» в Московском академическом музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко (режиссер работал в этом театре около 30 лет), а в 1994 году — в Вене. Критики Германии, Австрии, Англии, США горячо приветствовали реконструкцию этого спектакля на сцене венской «Каммер Опер», назвав Михаила Дотлибова «учеником Станиславского»:
«Михаил Дотлибов намеренно дает почувствовать оперу Чайковского «по-чеховски»: публика словно подглядывает за жизнью семьи Лариных, глубоко погруженная в атмосферу старинного помещичьего дома. …Весь спектакль поразительно музыкален. В венской постановке «Евгения Онегина» система Станиславского проявила себя как вечно живой и плодотворный метод» (Лондон, «Таймс»).
«Европа впервые встретилась с шедевром, с которого начался современный этап развития оперы во всем мире. Никогда прежде не доводилось видеть на сцене оперу Чайковского в решении, столь близком по своему строю, духу и поэтике к своему первоисточнику — великому русскому поэту Александру Пушкину» (США, «Чикаго трибьюн»).

— Реконструкция спектакля в петербургском театре соответствует всем историческим материалам. Утверждать, что с постановкой спектакля не справился я — все равно что сетовать: «не справился Станиславский», — 81-летний режиссер, заслуженный деятель искусств России Михаил Дотлибов не столько возмущен, сколько обескуражен произошедшим. — Я не могу искажать Станиславского. Крайне важно донести дух великого спектакля.
Но результат, достигнутый Дотлибовым, Кехман назвал «скучным музейным посвящением». И, видимо, за это почтенный режиссер за десять дней до премьеры был отстранен от репетиций.

«Я обязательств врать не давал»
— Все настолько беспредельно глупо, что объяснить это невозможно, — прокомментировал в интервью «Новой» разрыв взаимоотношений с руководством Михайловского театра Михаил Дотлибов (которого, кстати, не позвали на пресс-конференцию).
История этих отношений с самого начала складывалась так некрасиво, что всякому приличному человеку впору стыдиться за культурную столицу.
— Когда я приехал в Петербург, я привез две видеозаписи — два варианта постановки спектакля на московской и венской сцене. Я сразу предложил посмотреть их Владимиру Кехману и Елене Образцовой. Но, по-моему, никто ничего так и не посмотрел. Записи до сих пор валяются где-то в дирекции…
Затем оказалось, что в Михайловском театре нет помещений для репетиций оперы.
— Я так и поставил весь спектакль возле гардероба, в коридорчике, внизу, — тяжело переживает неприятную ситуацию именитый режиссер. — Потом для меня арендовали спортивный зал напротив гимназии Русского музея.
В этих условиях — без декораций, без музыки, без света — около месяца велись репетиции. Там же, в спортзале, режиссер Михаил Дотлибов показал спектакль Кехману и Образцовой.
— Я лично на сцене репетировать не мог, — говорит Дотлибов. — Я просил: дайте мне сцену, я покажу итог. Кехман отвечал: «Не дам, я и так знаю, что это плохо».
На сцену Дотлибова все-таки пустили. Один раз — первый и последний — вечером 16 сентября. В тот день, на который была намечена премьера — несостоявшаяся для сотен зрителей, состоялся закрытый показ для избранных.
Молодые актеры — кстати, раскритикованные и отстраненные вместе с режиссером, — по мнению Дотлибова, «совершили подвиг»: на сцене Малегота, в декорациях, со светом 16 сентября они выступали впервые. Некоторые из них в тот же вечер получили приглашение на работу в другие петербургские театры. Однако неизвестно, получат ли они деньги за свою работу.
Михаил Дотлибов на оплату не рассчитывает:
— Я ничего не получил за свою работу и не получу. Потому что договор со мной не подписан. С самого начала мне предложили подписать липовый договор, чтобы скрыть сумму, которую мне должны заплатить. На липовый договор я не согласился, а настоящий театр со мной не подписал. Поэтому получается, что я у них не работал, и они мне и не заплатят.
— Сознательно работали за бесплатно?
— Я же не знал, что все это кончится конфликтом. Не знал, что меня обманут. Они обещали до последних дней, что договор будет. Вчера мне в театре сказали: «Если вы будете встречаться с журналистами и все им рассказывать, то выметайтесь из театральной гостиницы, где живете…» А перед моим лицом Владимир Кехман символично помахал конвертом с деньгами, видимо, в знак того, что они мне не достанутся. Но я обязательств врать не давал. Как не давал я и обещаний умиляться. Я не могу умиляться глупости.

...А получилось как всегда
«Спасать» спектакль в конце прошлой недели поручили румынскому дирижеру Иону Марину и Елене Образцовой. Но Марин — фигура европейского истеблишмента — тут же выразил неудовольствие выбором солистов, отсутствием хоров, сделанными купюрами.
— Совершенно некорректно повел себя дирижер по отношению к труппе, — рассказывает концертмейстер Михайловского театра Ирина Дайнеко. — Не осталось ни одного цеха, про который не было бы сказано плохих слов.
— Ион Марин — дирижер способный, но он совершенно не знает русской музыки и презирает русское искусство, — объясняет Дотлибов, которого Кехман познакомил с Марином несколько недель назад в Праге. — А когда дирижер из Румынии приехал сюда, он сказал, что не знал про реконструкцию Станиславского, — продолжает Дотлибов, — и разозлился: «Зачем мне столько покойников: Чайковский, Пушкин, Станиславский?» Он хотел ставить только Чайковского и непосредственно так, как хочет он.
Постановка погибла окончательно.
Дирижер Ион Марин улетел в Румынию. Режиссер Михаил Дотлибов завтра отбывает в Германию. Владимир Кехман сегодня открывает сезон — выступлением балета…
Вместо «небывалых торжеств», давно обещанных и широко анонсированных городским и театральным руководством, Михайловский театр постиг небывалый позор.
Дело даже не в том, чья постановка не состоялась — Станиславского или Чайковского, Дотлибова или Марина. А в том, что в год юбилея в Михайловском театре вновь сорвана премьера и смазано начало сезона. Самое главное, отмечают небезразличные к Михайловскому театру люди искусства, так уже было, и не единожды. Лишь за последние полгода с громким скандалом сорвана «Орестея» в постановке Александра Сокурова, менее шумно, но также отменены спектакли «Тоска», «Кармен», «Вертер», «Борис Годунов». Не слишком ли много за короткий срок?

Нина ПЕТЛЯНОВА
Фото Василия САЗОНОВА



Прямая речь
Александр СОКУРОВ, режиссер: «Могу только сожалеть о художественном развале театра»
— История с профессиональной точки зрения тривиальная. Теперь уже периодически в Михайловском театре отменяются спектакли. Я полагаю, это очередная большая профессиональная ошибка директора театра Владимира Кехмана.
Постановщик спектакля «Евгений Онегин» — известный режиссер, а не вынырнувший вдруг откуда-то человек. У него — имя, опыт. С этим режиссером заключили контракт. А значит, все с самого начала прекрасно понимали, что режиссер хотел сделать. Он ничего не скрывал и не собирался заниматься какой-то революционной деятельностью. Тем более что в театре нет никаких скрытых процессов. Там все наружу, все наглядно. Есть эскиз декорации, макет декорации, либретто. Есть четко сформулированная режиссером его позиция. Все все знали.
Я как житель Петербурга и творческий человек могу только сожалеть о художественном развале театра. Неприятно, что у Михайловского театра в городе складывается такая плохая репутация. Я считаю, к этому привела цепь сумбурных непрофессиональных решений. Непрофессиональная работа всего механизма руководства театром и отсутствие художественного руководителя, принимающего все те решения, которые сейчас берет на себя Владимир Абрамович: он просто нанятый городом администратор. В театре должны существовать фигуры гораздо более значимые, чем главный администратор театра. Но в Михайловском театре нет настоящего художественного руководства, которое могло бы составить противовес административному волюнтаризму директора Владимира Кехмана. Это государственное учреждение, видимо, отдано в его единоличное владение. Нет художественного руководителя, нет главного дирижера, нет режиссера. Есть отремонтированные стены и некоторые внешние для театра акции. А самого театра — как художественного организма — на мой взгляд, нет.
Во время работы над спектаклем «Орестея» в Михайловском театре у меня лично с Владимиром Абрамовичем пересечений не было. Потому что я не знаю, какие профессиональные постановочные вопросы можно обсуждать с таким директором театра. Он не режиссер, не музыкант, не драматург, не певец. Я работал только с художественным руководителем оперной труппы Еленой Образцовой, с главным дирижером Андреем Анихановым, с артистами, с художниками, с хором. С Кехманом у меня по определению не могло быть никаких пересечений, поскольку он не является специалистом музыкального театра.
Боюсь, мы потеряем театр, если Валентина Матвиенко не пересмотрит свое решение (назначение Кехмана. — Ред.). Этот театр может превратиться постепенно в кафешантан с какими-то постоянно существующими там корпоративными акциями и т. п. Между тем вспомню только одно историческое событие: именно в Михайловском театре Галина Вишневская в первый раз в своей жизни, во время блокады, услышала оперу. А сколько еще подобных событий в истории этого театра…
Я хочу надеяться, что мои негативные прогнозы не оправдаются, в том числе и в отношении деятельности Владимира Кехмана.

Станислав ГАУДАСИНСКИЙ, экс-директор Михайловского театра: «Надеемся, что на происходящее как-то отреагирует власть»
— За время моей работы в театре (с 1980 по 2007 год) никогда не было ни одного случая отмены премьерной постановки, и более того — те премьеры, которые назначались, выпускались точно день в день. Потому что театром руководили профессионалы (я говорю в целом о художественном руководстве) и должны руководить профессионалы. Иначе ничего не получится. Это — искусство. Искусство — категория, которую не купишь ни за какие деньги.
Самое главное и самое обидное: театру — 175 лет. И ничего не сделано к 175-летию. А сделать что-то надо было. Видимо, хотели поставить этот спектакль. И вот какой получился результат. Причину провала надо искать внутри театра, во взаимоотношениях, которые мне сегодня совершенно неведомы. Может быть, там возникли какие-то личные сложности. Я изнутри не знаю ситуацию. Потому что в своей жизни я перевернул, закрыл страницу этого театра. Будем надеяться на то, что на происходящее как-то отреагирует власть.